Когда я впервые заговорил с вами об этом, то понял, что напугал вас, насторожил против себя, но я верил, что время работает на меня. А вместо этого сюда явилась Синтия и не только все осложнила, но сделала положение просто невыносимым. Флер, вы мне нужны. Станьте моей женой сейчас же, немедленно. Давайте уедем от этих больных женщин. У них есть врачи и сестры, чтобы ухаживать за ними, пусть у них будет все, что они пожелают, кроме вас.
— Пожалуйста, сэр Норман… прошу вас…
Флер выставила перед собой руки, словно желая оттолкнуть его, хотя он и не пытался к ней приблизиться.
Она чувствовала, что он подчиняет ее себе, овладевает ею против ее воли; его решимость была настолько сильна, что она боялась, боялась принуждения, боялась уступить его неумолимой железной воле.
— Это не ответ, — сказал Норман угрюмо. Он стоял, глядя на нее, и Флер почувствовала вдруг, что не может больше вынести такого напряжения. Не видя ничего перед собой, она устремилась к двери.
Как будто предугадав ее движение, Норман преградил ей дорогу.
— Я не позволю вам уйти, пока вы не ответите мне.
— Но я не могу! Как вы не понимаете, что я не могу! — воскликнула Флер. — Я не подозревала, что у вас ко мне такое чувство. Позвольте мне уйти… Дайте мне подумать. Я не могу принять решение за секунду.
— А почему нет?
Хотя он не прикасался к ней, Флер чувствовала, что прикована к нему стальными цепями.
— Это невозможно, как вы не понимаете!
— Я вам на это уже ответил, « — сказал он.
Она взглянула ему в лицо. Ее широко раскрытые глаза были полны мучительной тревоги, губы дрожали. Норман протянул руки и привлек ее к себе.
Флер сделала конвульсивное движение, чтобы освободиться. Но так как он не пытался поцеловать ее, а только прижимал голову к своему плечу, она осталась неподвижной.
— Неужели вы не можете думать обо мне просто как о человеке, которому вы нужны, Флер? — Голос Нормана звучал невероятно нежно, неузнаваемо мягко. — Я всегда был так одинок, но до того, как вы появились здесь, даже не сознавал насколько. Какое мучение каждый раз отпускать вас после ужина, зная, что я должен оставаться здесь, читать или думать, когда вы ходите там, наверху. Я хочу видеть вас, следить за каждым вашим движением, знать ваши мысли, понимать ваши чувства. Наверное, глупо, что я вам все это говорю, вы будете смеяться надо мной с вашими друзьями. Нет, нет, — не дал он ей перебить себя, — не отвечайте. Я знаю, что вы бы так не поступили, вы — другая, но со мной это случалось в прошлом. Дорогая моя, неужели мы не можем забыть свое прошлое?
Еще некоторое время она оставалась в его объятиях. Потом он неожиданно отпустил ее. Флер стояла в нерешительности, вся дрожа. Норман отошел к камину и, повернувшись к ней спиной, уставился на огонь.
— А теперь вам лучше уйти, — сказал он сухо. — У меня такое чувство, что я снова сделал глупость.
Флер страстно желала сказать что-нибудь, утешить его, но только могла смотреть ему в спину, чувствуя, что любые слова были бы сейчас неуместными и ненужными.
Поскольку он больше не шевельнулся и не сказал ни слова, она тихо вышла, беззвучно прикрыв за собой дверь.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
На следующий день Флер испытывала крайнее смущение при мысли о встрече с сэром Норманом.
Часами она мучительно думала, что ему скажет, как сможет снова поднять вопрос об их браке и дать ему раз и навсегда понять, что это невозможно.
Однако события разворачивались так стремительно, что у них не было возможности увидеться наедине. Сначала все внимание Нормана заняли двое неожиданно прибывших чиновников из министерства авиационной промышленности. Потом Синтии стало хуже, то и дело приезжали врачи, в любое время суток приходилось принимать специалистов из Лондона; в накрахмаленных халатах и шапочках, как растревоженные голубки, порхали по дому сестры.
Флер с ног сбилась, тем более что миссис Митчэм, чувствуя себя вне общей суеты, пыталась все время настоять на праве единоличного владения своей компаньонкой.
Как-то раз Флер заметила на столе в вестибюле местную газету. На свадебной фотографии она увидела Джека.
Она замерла на мгновение, каждым мускулом тела ожидая знакомой боли, но затем постепенно расслабилась, убедившись, что каким-то непонятным образом этот человек утратил способность причинять ей огорчение. Он остался в прошлом.
Она уже не могла вспомнить теперь, как давно это было, когда она плакала, тоскуя о нем; сколько недель, а может, и месяцев прошло с тех пор, как она засыпала, шепча его имя, протягивая в пустоту руки.
Она спокойно смотрела, как он, улыбаясь, стоит в церковных дверях под руку с Нэнси.
Подпись под фотографией гласила: «Великое событие местного значения», а в тени дверной арки, сразу за новобрачными, Флер могла различить поджатые губы и тонкие резкие черты миссис Рейнольдс.
Неожиданно ее охватила радость, что она избежала этой самодовольной респектабельности, неизбежной посредственности их жизни.
А что же Джек? Каковы ее чувства к Джеку? — спрашивала она себя, прекрасно понимая, что, потеряв Джека, она сохранила свободу.
«Я свободна!» — воскликнула она вечером, уже в постели. И почему только люди вечно ищут любви, веря, что она приносит больше счастья, чем
независимость?
Флер тут же подумала о сэре Нормане и вздохнула.
«Но он не любит меня, — подумала она, — так, как я любила Люсьена и Джека. Его любовь другая».
Но так ли это? Разве любовь всегда одинакова — минуты ни с чем не сравнимого восторга и минуты полного беспредельного отчаяния?
Ее тревожили мысли о сэре Нормане. Если он так любит ее, не принесет ли она ему несчастье и новые страдания после всего, что он уже пережил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58