Затем последовала игра в бридж и музицирование, а когда наконец герцогиня Ратленд поднялась, чтобы увезти с собой гостей, все выразили искреннее сожаление, что время пролетело так быстро.
— Теперь мы будем ждать вечеров в Котильоне с еще большим нетерпением, чем раньше, — любезно произнесла герцогиня.
— Я всегда чудесно провожу время в Котильоне, — добродушно заметил король своим гортанным голосом. — Из вас вышла очаровательная хозяйка, моя дорогая.
— Благодарю вас, ваше величество. Герцог провожал к карете королеву, Корнелия вышла с королем в холл. Она присела в реверансе, и он еще раз выразил свою благодарность.
— Я собираюсь к вам на первый отстрел фазанов, — сказал он. — Надеюсь, вы не забыли пригласить меня?
— Вряд ли нам это удалось бы, сэр, — ответила Корнелия.
Он рассмеялся, и Корнелия услышала, как король шутит с герцогом, садясь в карету. Начали прощаться и остальные гости, в суматохе замелькали пальто и накидки, мягкие вуали и шифоны покрыли замысловато причесанные головы, последние гости удалились.
И тут Корнелия почувствовала испуг, даже страх, граничащий с паникой. Не смея оглянуться, она прошла в гостиную. Впервые за весь вечер сон испарился, наступила реальность. С самой первой минуты их встречи в холле она боялась поднять глаза на герцога, помня, каким бледным и потрясенным он выглядел, когда произнес ее имя. Но потом у него было время прийти в себя, время, чтобы осознать, как она с ним поступила.
Корнелии внезапно стало холодно. В камине горел огонь, и она протянула к нему руки, вздрагивая. А вдруг он не простит ее за то, что она выставила его в глупом свете? Любовь, которая способна вынести потрясения, беды, лишения, часто увядает при звуке смеха. А вдруг он возненавидел ее за то, что она сделала?
Корнелия услышала, как закрылась дверь в дальнем конце комнаты, но не осмелилась повернуться, не осмелилась взглянуть ему в лицо. Она слышала, как он идет по ковру, медленно и решительно. Как часто замирало ее сердце при звуке его шагов! А сейчас она могла только дрожать. Он подошел к ней очень близко, но голова ее была опущена, она смотрела немигающим взглядом на огонь, от которого, казалось, вообще не шло никакого тепла.
— Это правда… или я сошел сума? — произнес он, и Корнелии показалось, что голос его звучал не сердито, а очень печально.
— Это правда, — заставила она себя произнести через силу.
— Ты Дезире, а Дезире — Корнелия.
— Да.
— Как я мог быть таким слепым?
— Каждый видит то, что ожидает увидеть, — ответила Корнелия словами Рене. — Ты не ожидал увидеть свою жену в «Максиме».
— Безусловно, нет.
Наступило молчание, и хотя Корнелия не смела поднять на него глаз, она знала, что он смотрит на нее, пытаясь найти в ее лице хоть какое-то сходство между двумя женщинами, которые на самом деле были одной.
— Это все очки, те уродливые, отвратительные очки, — наконец произнес он. — И все же я не понимаю. Ты сказала, что ненавидишь меня, и я поверил — но Дезире, казалось, не испытывала ко мне ненависти.
— Я сказала… тебе, что… ненавижу тебя, — заикаясь проговорила Корнелия, — но… это была… неправда.
Она почувствовала, как он окаменел, потом через секунду заговорил тоном, в котором слышалось полное неверие:
— Ты хочешь сказать, что когда выходила за меня, то не была ко мне равнодушна?
— Я… любила тебя, — едва выдохнула Корнелия, но он все равно услышал.
— Господи, бедное дитя, я даже не представлял.
— Да… ты… не знал этого.
— Должно быть, я доставил тебе большое горе.
— Я воображала… что… ты любишь меня.
— Как это было жестоко! Я был слеп, глупец. Ты простишь меня?
— Мне кажется… я уже… простила.
— В таком случае ты не посмотришь на меня? Корнелию вновь охватило чувство паники, но уже без страха — паники от счастья, от желания убежать и скрыться от чего-то такого сильного и властного, что нельзя вынести. И все же она не могла пошевелиться и так осталась стоять с опущенными глазами, а паника постепенно уходила, уступая место новому чувству — робости, той самой робости, с которой женщина капитулирует перед мужчиной.
— Посмотри на меня! — теперь это был приказ, властный и уверенный. Но она дрожала, не в силах подчиниться ему, и герцог повторил: — Пожалуйста, посмотри на меня, Дезире.
В его голосе прозвучала нотка мольбы, и она не смогла больше выдержать. Она откинула назад голову почти с вызовом и взглянула ему прямо в глаза. В их глубине она увидела яркое пламя страсти, сдерживаемой, но все же яростной и властной, как в ту ночь, когда он обнял ее и сделал своей.
— Дорогая моя, моя маленькая возлюбленная, — тихо сказал он. — Почему ты убежала от меня? Почему ты заставила меня вынести то, что я вынес за последние два дня?
— Я должна была… удостовериться, — пробормотала Корнелия.
Она с трудом говорила, сердце стучало молотом в горле, а от взгляда герцога все вокруг кружилось.
— Ты никогда не страдала так, как я, — сказал он. — Временами мне казалось, я сойду с ума от одной мысли, что могу потерять тебя.
— Я должна была удостовериться, — снова повторила Корнелия.
— Тот мужчина, которого ты любила… Думая о нем, я превращался в убийцу. Я бы мог убить его и возрадоваться этому!
— Этим мужчиной был ты.
— Наверное, идея была недурна, потому что теперь я знаю, что такое сходить с ума от ревности. — С минуту герцог улыбался. — Наверное, будет безопасней, если ты вновь начнешь носить свои темные очки!
— Нет, ни за что! — воскликнула Корнелия. — Я выбросила их.
— А не можем ли мы выбросить еще в придачу все наши горести и непонимание?
— Надеюсь на это.
— Господи, как долго тянулись дни в Париже!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78