– Сюда, маркиз… О нет, я не должна теперь называть вас так, не правда ли? Себастьян! Какое восхитительное имя! Себастьян и Вирджиния так подходят друг другу, не правда ли? Надеюсь, что вас порадовала служба. Епископ Нью-Йорка такой восхитительный человек и старинный друг. Я не хотела, чтобы кто-то другой совершал ваше бракосочетание с дорогой Вирджинией.Они дошли до стола, на котором покоился громадный торт.– Бокал шампанского? – предложила миссис Клей. – Затем вы, конечно, будете принимать гостей; после чего вы должны разрезать торт. Я буду стоять рядом. Они пройдут гуськом мимо вас. Всем нашим друзьям так хотелось познакомиться с вами, маркиз… Я хочу сказать – Себастьян. Сегодня вы очень важный гость для Нью-Йорка. А теперь, прежде всех остальных, я должна выпить за ваше здоровье. За вас обоих, мои дорогие! Будьте счастливы!– Благодарю вас, миссис Клей, очень мило с вашей стороны! – Его голос был глубоким, спокойным и контролируемым.– А теперь вы с Вирджинией должны чокнуться, – настаивала миссис Клей.Маркиз повернулся к ней. И Вирджинии пришлось поднять глаза. Она смотрела на него, смотрела в незнакомое, невероятно красивое лицо и видела в его глазах не отвращение, которое ожидала увидеть, но выражение почти циничного безразличия. Обмануться было невозможно. Она смотрела внимательно, пораженная до глубины души, потому что опасалась совсем другого.– Ваше здоровье, Вирджиния! – услышала она слова мужа. Затем, когда она собралась ответить, то обнаружила, что комната кружится вокруг нее, свадебный торт опрокидывается. И Вирджиния поняла, что это был не торт, а деньги – золотые, сверкающие монеты. Они падали, катились, ударяли по ней, и у нее не было больше сил сопротивляться этому потоку.Вирджиния почувствовала, что сгибается под их тяжестью, и поняла, услышав чей-то крик – ей показалось, что это ее мать, но она не была уверена, – что золото засыпало ее и убежать невозможно! Глава 2 Это был звук пения птиц. Вирджиния обнаружила, что прислушивается к трелям, пытаясь отличить одну от другой. Когда-то, давным-давно, она знала каждую певчую птичку по имени.Очень медленно, с усилием она открыла глаза. Облако красных, белых, желтых бабочек порхало на фоне ярко-голубого неба, и Вирджинию охватило ощущение очарования и счастья. Внезапно на фоне неба появилось лицо, и голос, очень мягко, однако с ноткой волнения, произнес:– Ты пришла в себя! Вирджиния, ты очнулась!Вирджиния попыталась заговорить, и на мгновение ей показалось, что ее горло сжато судорогой. Затем едва слышным шепотом она произнесла:– Кто… вы?– Я твоя тетя, Вирджиния, – тетя Илайа Мэй! Ты помнишь меня?– Я… помню… тебя. – Слова были едва слышны. Глаза Вирджинии закрылись, и она заснула.Через много часов, а может, и дней она вновь пришла в сознание. Птицы теперь молчали, но, когда она открыла глаза, бабочки все еще порхали вокруг, и она поняла, что это, должно быть, жаркий день. Она видела соцветия глицинии, свесившиеся через перила, насколько понимала Вирджиния, веранды, на которой она лежала. Сильная рука приподняла ее и поднесла к губам стакан.– Выпей, Вирджиния, это пойдет тебе на пользу, – раздался голос ее тети.Она покорно выпила. Напиток был очень вкусный, но, когда она сделала несколько глотков, стакан убрали.– Где… я? – спросила Вирджиния, не спуская глаз с бабочек. Они, казалось, символизировали для нее нечто, что она пыталась восстановить в памяти. Или это было то, что она потеряла?– Ты в моем доме, – ответила Илайя Мэй. – Я ухаживаю за тобой.– Тетя… Илайа… Мэй, – заикаясь, выдавила Вирджиния. – Я… помню… теперь… Ты… сиделка. Я… была… больна?– Да, дорогая, очень больна. Но не думаю, что ты хочешь говорить об этом сейчас, – ответила тетя. – Лежи спокойно. Немного погодя я дам тебе еще попить.– Хочу пить… сейчас, – настаивала Вирджиния. – Мучит… жажда.Стакан поднесли к ее губам, и Вирджиния попыталась понять, что за изумительная жидкость облегчает сухость глотки.– М…мед! – громко произнесла она, закончив пить.Ее тетя улыбнулась:– И водяной кресс, и сельдерей, и другие травы и овощи.– Овощи? – удивилась Вирджиния, но, чтобы продолжить обсуждение этой темы, требовалось слишком много усилий. – Как долго… я… нахожусь здесь?– Давно.Вирджиния помолчала. Затем сказала:– Я пыталась… вспомнить. Я упала… Это был… несчастный случай?– Не беспокойся об этом сейчас. Просто попытайся заснуть.– У меня ощущение, будто… я спала… очень долго, – пробормотала Вирджиния и вновь погрузилась в сон, не успев произнести последнее слово.Когда она снова проснулась, был вечер. Она находилась в доме. Занавески оказались задернуты – веселые ситцевые занавески, недорогие, но приятные. Комната небольшая, с низким потолком, и, хотя было лето, в очаге пылал огонь. Вирджиния зашевелилась, и ее тетя встала от очага и подошла к ней.– Ты вновь проснулась, – сказала она. – Как думаешь, тебе удастся проглотить немного супу?Вирджиния кивнула. Тетя покормила ее. Суп оказался еще вкуснее, чем медовый напиток. Расправившись с предложенной ей порцией, Вирджиния почувствовала себя не такой усталой.– Я… рада… видеть тебя, тетя… – произнесла она, старательно подбирая слова, как будто вспоминать их было тяжело. – Я часто думала о тебе… но ты ни разу не приезжала… навестить нас… в Нью-Йорке.Память возвращалась к Вирджинии, воскрешая давно минувшее: повышенные голоса – ее отца, рассерженного до бешенства, ее матери, также рассерженной; шум захлопнувшейся двери и фигуру тети Илайи Мэй, покидающей дом со слезами на глазах, но с решительным, непокорным видом.– Я… помню, – вслух произнесла Вирджиния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66