Нас разделяла английская миля.— Быстро, быстро! — крикнул я своему жеребцу.Ри прекрасно понял меня. Ему не понадобились дальнейшие подтверждения моего приказа. Конь стелился по земле как ветер. Я мог бы, сидя в седле, выпить бокал шампанского, не пролив ни капли. За несколько минут я добрался до дома на окраине села и спрыгнул с лошади. Я старался ехать так, чтобы между мной и всадниками оставалось здание, и таким образом я оказался незамеченным.На пороге дома сидела средних лет женщина и разрезала дыню.— Добрый вечер! — приветствовал я ее по-арабски. Она взглянула на меня вопросительно. Я повторил слова по-турецки. Она поняла меня и поблагодарила.— Не продашь мне кусок дыни? Я очень хочу пить.— Ради бога, господин!Отрезав большой кусок, она подала его мне. Увидев, с какой жадностью я ем дыню, она засмеялась и сказала:— Это я сама сажала. Только что я разрезала целую для других, но они просили не так вежливо, как ты.— А они заплатили?— Я не просила с них деньги, хоть бедна и живу своей бахчей, но они меня и обокрали.— Неблагодарные! Что же они взяли?— Мой платок. Один из них был ранен. Они его перевязали.— Ты кого-нибудь из них знаешь?— Сабах, нищий, был там, который в лесу живет, и Myрад, его приятель.— А не заметила ли случаем, куда они поехали?— Мне показалось, в Узу-Дере. Там живет родственник Сабаха, чудо-доктор. Там они, наверное, и оставят больного.— А не говорили ли они, что за рана у этого человека?— Он упал с дерева и лицом приложился к камню, у него выбито несколько зубов.— Вот бедолага.— О, не надо его жалеть. Я ведь его знаю, только имя мне неизвестно. Он предводитель наших мужчин.— И твоего тоже?— Нет, я вдова.— А дети у тебя есть?— Трое. Младший болен, у него скарлатина, а двое других пошли к воде ловить пиявок, которых я продаю этому чудо-доктору. Он платит один пара за десяток.Бедная женщина! Какая нищенская оплата. Я вынул из кармана пять пиастров и отдал ей.— Вот, возьми, купи своему ребенку фруктов.Это было немного, но для нее большие деньги. Она с недоверием взглянула на меня и спросила:— Ты мне это даришь?— Да.— Господин, ты так богат?— Да.— Значит, твое сердце так же велико, как и твой достаток. Да поможет тебе…Последних слов я не расслышал, потому как был уже в седле. Я узнал то, что нужно, а главное, что опасаться здесь мне нечего.Вернувшись в Енибашлы, я увидел окровавленную свежую шкуру, распяленную на шестах, и тут же в нос мне ударил запах жаркого. Эта шкура еще несколько минут назад была одеянием крупного козла.В передней дома я застал красильщика со своими домочадцами. Чем же они занимались? На полу стояла низкая жаровня, над которой висела туша козла. Жир капал в подставленный сосуд, в котором лежал слой риса. Стенки этой чудо-сковородки были выкрашены ярко-красным цветом, и я тут же вспомнил о красных руках Чилеки, о расписном одеянии ее мужа, и у меня родилось подозрение, что раньше эта емкость использовалась для окраски тканей.— Где же ты был, господин? — спросил меня толстяк. — Я специально зарезал для тебя самую сочную козу, купил ее у соседа.— А не слишком ли мужественно выглядит эта коза?— О нет, а что ты, собственно, имеешь в виду?— Ты чувствуешь запах? Сосед тебя явно надул и продал козла.— Он на такое не способен.— Смотри, мясо подгорает, или ты хочешь облизывать головешки?— Ах, господин, сразу видно — ты нездешний. Я приготовлю такое мясо, что все вы пальчики оближете.— А рис станет мягким от капель жира?— Этого как раз нельзя допускать. Разве ты не знаешь правило: рис должен потрескивать, а мягкий он невкусен.— А вдруг горелое мясо упадет в рис?— Такого случиться не должно. Я все тут же выну.Он погрузил свои жирные пальцы в варево. Я вспомнил одну мою знакомую, Мерсину из Амадии, которая тоже не отличалась особой чистоплотностью. У кого было приятнее обедать, у нее или этой крапчатой четы из Енибашлы?Я поспешил отказаться от дальнейшего проникновения в таинства их кухни и удалился в другие комнаты. Тут навстречу мне вышел Халеф.— Это ты, сиди! — воскликнул он обрадованно. — Долго же ты провозился, я хотел уже седлать лошадь.— Видишь, со мной ничего не случилось. Чем же вы до сих пор занимались?— О, у нас не было времени скучать. Я ездил с хозяином на козий рынок, и это доставило нам массу приятных минут. Хозяин хотел непременно подарить козу одному важному господину, и на церемонию покупки высыпала посмотреть вся деревня. Устроили такой спор, что пришлось вызвать киаджу.— И кто же этот знатный господин?— Ты, сиди! А кто же еще, не я же!— Ах вот как! И мне предназначалась эта коза?— Да.— А ты уверен, что это коза, а не козел?— Коза, козел — какая разница, сиди! Жаркое одинаково вкусно и из того и из другого.— Приятного тебе аппетита. Пойдем в комнату для гостей.Там я уже хотел было сесть отдохнуть, как услышал в соседней комнате, предназначенной для женщин, подозрительный шум. Казалось, кому-то отвешивают увесистые пощечины, к этому прибавлялись еще какие-то звуки.— Кто там? — спросил я у Сахафа.— Икбала, звезда моих очей, — ответил он.— А еще кто?— Не знаю.— А что они там делают?— Откуда я знаю, господин? Я тоже слышу, как она мучается, чувствую, что-то не так, но не могу вмешаться — ведь я жених!— Как ты думаешь, а я могу войти?— Да, ты ведь христианин, ты же не можешь жениться на дочери нашей страны, и к тому же ты видел ее лицо.— Тогда пойду посмотрю.— Давай, эфенди, только не прикасайся к ней, она ведь моя жена, а к той, кто будет жить в моем сердце, не должна прикоснуться ни одна чужая рука.— Не беспокойся! Красивейшей из Румелии не стоит меня бояться.Я пошел в соседнюю комнату. Там, прямо на полу, сидела Икбала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103