Он шаркнет ножкой и
раскланяется - "Это все Я, Я... И опять Я, - прошу любить и жаловать".
И, не в последнюю очередь, меня разочаровал Танкред. Я спросил его чуть
позднее, наедине, что означали, в таком случае, две другие телеграммы,
которые он мне показывал? Он ответил уклончиво, дескать, по всей
вероятности, он сначала пошел по неверному следу. А что означало загадочное
"Полтора", он и вовсе отказывался объяснить. И мне стало ясно: его напускная
таинственность и разговоры про "невидимого противника" - обыкновенный блеф.
Он разбирался в событиях не лучше нашего, но при этом напускал на себя
важный вид и изображал дальновидного всезнайку - довольно нелепая поза, на
мой взгляд. Нет, если бы я стал писать детективы, я не выбрал бы Танкреда
как прототип своего героя. Уж скорее я взял бы Эббу...
Теперь, поскольку все выяснилось, в "пиратском гнезде" воцарилось
предотъездное настроение. Хозяин дома решил на следующее утро отправиться в
Кристианзанд, где жил архитектор, который работал над планом
переоборудования дома, и обсудить все детали; Арне собирался приехать в
следующий раз, лишь когда начнется поставка необходимых материалов. Эбба и
Танкред сказали, что дело закончено, и завтра они возвращаются домой, в
Осло, а Моника заявила, что поедет вместе с ними. Таким образом, я оставался
в доме один - в качестве управляющего на службе у Арне Краг-Андерсена.
Было решено устроить вечером маленький прощальный праздник. По этому
случаю я отправился на моторке купить раков. Ближе всех жил рыбак по фамилии
Тобиасен, тот самый, что не далее как вчера видел в море призрак шхуны
"Кребс". Естественно, за раками я отправился именно к нему.
Тённес Тобиасен оказался крепким мужчиной средних лет, худым, но
жилистым, с обветренным, строгим лицом. Пока он вылавливал раков из огромной
лохани, я стал расспрашивать его, и он описал мне свои впечатления, обильно
снабжая их комментариями из "Откровения Иоанна". Тем не менее, рассказ
звучал очень и очень достоверно. Тобиасен подробно описывал судно, его
паруса и оснастку и свое собственное состояние при встрече со странным
кораблем. Не знаю, насколько возможно сохранить самоконтроль при
галлюцинациях? И пусть Сёренсен оценил этот случай как чистое визионерство и
иронически отмахнулся от слов необразованного рыбака, я, откровенно сказать,
призадумался.
Но к сожалению, я был предубежден и позволил себе в разговоре какую-то
незначительную насмешку. Тобиасен сразу замолчал и насупился. Когда я с
шестью раками был уже в лодке, а он с деньгами стоял на берегу, он вдруг
поднял руку с зажатыми в ней купюрами - я узнал жест пастора Флателанда - и
с пафосом произнес:
- Только грешники и безбожники поклоняются зверю с семью головами и
десятью рогами, а на головах его имена богохульные! Но прольются чаши,
наполненные гневом Бога, на всех, поклоняющихся зверю! И вы, в "пиратском
гнезде", берегитесь! Вас постигнет несчастье. И гораздо скорей, чем вы
думаете!
Вот с таким напутствием я и отчалил...
Наша прощальная вечеринка с самого начала не задалась. Арне тут же
напился, стал задираться и всячески выказывал свое раздражение в адрес
Моники. Он использовал любую возможность ее уколоть. Она отвечала холодными
резкими выпадами. Оба, разумеется, избегали прямых намеков, но без сомнения,
мы оказались свидетелями давно накопленной и неожиданно прорвавшейся
взаимной неприязни. Мы, собственно, говорили про Лиззи, Моника защищала ее
от издевательских нападок Арне, и все вылилось в весьма примитивную
дискуссию о женском поле как таковом. Арне характеризовал женщину вообще (а
в частности, несомненно, и Монику) как ограниченное, поверхностное,
ненадежное, скандальное, истерическое, вечно интригующее и чрезмерно
чувственное существо, не заслуживающее к себе мало-мальски серьезного
отношения. Он закончил свою отповедь утверждением, что единственное, на что
может годиться женщина: это пару часов в постели, а в стране с холодным
климатом, как Норвегия, это может оказаться даже полезным, особенно если
человек живет в доме, где нет центрального отопления. При этих словах.
Моника вскочила и с белым от ярости лицом отмаршировала прочь из комнаты.
Какое-то время мы еще посидели, пытаясь поддерживать разговор, но ничего
не получалось. Да, это была отнюдь не уютная сентиментальная атмосфера
прощания, когда поднимают бокалы и растроганно говорят: "Не поминайте
лихом!" Арне продолжал злиться и отпускать едкие циничные замечания. Под
предлогом, что всем завтра рано вставать, мы пожелали друг друг спокойной
ночи и разошлись.
Еще три четверти часа я пролежал в кровати с книжкой и вдруг услыхал в
коридоре тихие шаги. Они замерли у самой моей двери. Я увидел, как дверная
ручка медленно поворачивается, и сердце мое подпрыгнуло. Что это? Дверь
бесшумно открылась - на пороге стояла Моника.
Она была в легком халатике, из-под которого выглядывали кружева длинной,
до пола, ночной рубашки. Длинные, светло-каштановые волосы, мягкие и
шелковистые, были отброшены назад, словно ветром. Никогда еще я не видел ее
такой взволнованной и победоносно прекрасной.
Она приложила палец к губам, осторожно закрыла за собой дверь, подошла и
села ко мне на край кровати.
- Слава Богу, что ты не спишь, - прошептала она, - я хотела перед
отъездом поговорить с тобой наедине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69