Она ласково положила руку на его плечо. Вся задушевность ее голоса придала очарование следующим словам, которые она сказала ему. Несчастное сердце этой женщины жаждало слов утешения, которые могли сойти только с его губ.— Вы любили бы меня, Орас, — не терзаясь мыслью о фамильном имени?Опять фамильное имя! С какой странной настойчивостью возвращалась она к этому! Орас смотрел на нее, не отвечая, но напрасно стараясь разобраться, что происходило в ее душе.Она взяла его за руку и крепко сжала ее — как будто хотела вырвать у него ответ таким образом.— Вы любили бы меня? — повторила она.Неотразимые чары ее голоса и прикосновения покорили его. Он ответил горячо:— При всех возможных обстоятельствах! Под всяким именем!Ее руки обвились вокруг шеи Ораса, и ее взгляд устремился на него.— Правда это? — спросила она.— Правда, как то, что над нами небо.Она с жадным восторгом упивалась этой пошлой фразой. Она заставила Ораса повторить их по новому.— Все равно, кто бы я ни была? Для меня одной?— Для вас одной!Она вновь обняла его обеими руками и страстно положила голову на его грудь.— Я люблю вас! Я люблю вас!! Я люблю вас!!!Голос ее возвышался с истерической пылкостью при каждом повторении этих слов, а потом вдруг понизился до хриплого крика, ярости и отчаяния. Сознание ее настоящего положения открылось во всем своем ужасе, когда признание в любви сорвалось с ее губ. Руки ее опустились, она откинулась на подушки дивана и закрыла лицо руками.— О, оставьте меня! — слабо простонала она. — Уйдите! Уйдите!Орас старался обнять ее и приподнять. Она вскочила и оттолкнула его от себя диким движением, как будто испугалась его.— Свадебный подарок! — вскричала она, ухватившись за первый предлог, пришедший ей в голову. — Вы предлагали принести мне подарок вашей матери. Я умираю от желания посмотреть, что это. Ступайте и принесите!Орас старался успокоить ее. Это было все равно, как если бы он старался успокоить ветер и море.— Ступайте! — повторила она, прижимая к груди сжатые в кулаки руки. — Я нездорова. Разговор волнует меня, я в истерике, мне лучше остаться одной. Принесите мне подарок. Ступайте!— Прислать к вам леди Джэнет? Вызвать горничную?— Не присылайте никого! Не звоните никому! Если вы любите меня, оставьте меня здесь одну. Оставьте меня сейчас!— Увижу я вас, когда вернусь?— Да! Да!Ничего больше не оставалось, как повиноваться ей. Неохотно и с неприятным предчувствием Орас вышел из комнаты.Она вздохнула с облегчением и опустилась на ближайшее кресло. Останься Орас еще минуту, она чувствовала, она знала — ее душа не выдержала бы, она открыла бы ему страшную истину."О, — подумала она, прижимая холодные руки к пылающим глазам, — если бы я могла поплакать теперь, когда никто меня не видит! "Комната была пуста, Мерси имела основательные причины заключить, что она одна. А между тем в эту самую минуту были уши, слушавшие ее, были глаза, ожидавшие увидеть ее. Мало-помалу дверь позади нее, находившаяся напротив библиотеки, ведущей в бильярдную, тихо отворялась понемногу. Рука в черной перчатке и в черном рукаве отворяла дверь. Прошла минута. Показалось изнуренное, бледное лицо Грэс Розбери, украдкой заглядывавшей в столовую.Глаза ее сверкнули мстительным огнем, когда она увидела Мерси, сидящую одну в дальнем конце комнаты. Понемногу Грэс отворила дверь шире, сделала шаг вперед и остановилась. Звук, чуть слышный на другом конце оранжереи, долетел до ее слуха.Она прислушалась, удостоверилась, что не ошибается, и, нахмурившись, с неудовольствием отступила назад, тихо затворив дверь снова так, чтобы ее не видели. Звук, потревоживший ее, был отдаленным разговором мужских голосов (по-видимому, двух), тихо разговаривавших у входа в оранжерею из сада.Кто были эти мужчины? И что они делают? Они могли сделать одно из двух: войти в гостиную или уйти опять через сад. Став на колени за дверью, приложившись ухом к замочной скважине, Грэс Розбери ждала, что будет. Глава XVIОПЯТЬ ВСТРЕЧАЮТСЯ Погруженная в себя, Мерси не приметила отворившейся двери и не могла слышать голоса в оранжерее.Ужасная необходимость, то и дело приходящая ей на ум в течение последней недели, владела ею в тот момент. Она должна была восстановить справедливость и, хоть и запоздала уже с этим, сказать правду о Грэс Розбери. Чем дольше она будет откладывать признание, тем больше боли причинит этой женщине. Женщине, чье имя она присвоила себе, женщине, у которой нет ни друзей, которые могли бы выступить свидетелями, ни бумаг, чтобы исправить свою собственную ошибку.Но несмотря на остроту, с которой она ощущала эту необходимость, Мерси в то же время не могла совладать с ужасом от мысли о неизбежном признании. Проходил день за днем, и каждый раз, когда вспоминала об этой необходимости, она сжималась в комок от невыносимых страданий, как, впрочем, было и сейчас, и откладывала признание.Был ли это страх за самою себя, что сдерживал ее?Она вздрагивала, как вздрагивал бы любой человек на ее месте, от одной мысли о том, что может быть выброшенной снова в мир, в котором для нее нет ни места, ни надежды. Но она могла бы смириться с этой ужасной перспективой, могла бы покориться такой судьбе. Не страх перед признанием как таковым, не страх перед последствиями заставлял ее молчать. Страх перед тем, что ей придется признаться Орасу и леди Джэнет в том, что она обманула их любовь, — вот что прежде всего останавливало ее.Леди Джэнет с каждым днем становилась к ней все добрей и добрей. Орасу она с каждым днем нравилась все больше и больше. Как ей сказать обо всем леди Джэнет? Как ей сказать Орасу о том, что она обманула их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95