— Словечко-то какое — рыло, — поморщилась Ольга.
— Ну морда, — пошёл на компромисс Дед. — Вообще-то можно сказать — лицо, да только нос у Лехи нашлёпкой и пасть уж очень велика, телевизор влезет.
— У тебя лучше, — проворчал Лота.
— И у меня такая же, — охотно согласился Дед. — Ничего, Леха, морда бородой зарастёт, зато всего остального бог тебе отвалил на двоих. На центнер тянешь?
— Сто четыре кило, — расплылся Лёша. — Утром, до завтрака.
— И кто тебя за язык тянул? — упрекнул Слава. — Сказал бы, что яблоки доводишь до потребителя в «Овощах — фруктах» или, ещё лучше, принимаешь макулатуру в обмен на абонементы, никакая девка бы не устояла. Лично я для своей Наташи был адъютантом командующего военным округом и саморазоблачился только тогда, когда она родила мне Мишку. Дима, а кем ты был до свадьбы?
— Я не опускался до вранья, — высокомерно ответил Дима. Я прямо и честно сказал Лизе, что работаю ассистентом режиссёра.
— Вам хорошо смеяться… — уныло проговорил Лёша.
— Не слушай их, брехунов, — неодобрительно сказал Дед. — Говори правду, так, мол, и так, тушу пожары, а ежели тебе артиста надо или завмага
— топай к… Туда, одним словом, не при Леле будь сказано… А с другой стороны, в самом разе, чего в нашем брате хорошего? Когда, помню, лет тридцать назад тушили склады утильсырья — вы все тогда ещё под стол пешком ходили, а Лехи и и проекте не было, я так всякой гадостью пропитался, что Варя, светлая ей память, три дня домой не пускала, живи и отмывайся, говорит, в казарме, ребёнок, то есть Васька, тебя пугается и кашлем заходится. А тетерича от этого самого Васьки после пожара люди шарахаются, как от домового, который из печки вылез. Какие мы женихи? Трубочисты!
— Тебе бы, Дед, молодёжь в пожарное училище вербовать, — сазал я. — Высоты открываешь, перспективы.
— И не надо ничего скрывать! — поддержала Деда Ольга. — Каждый человек должен знать, на что идёт, и — за естественный отбор, в пожарной охране должны остаться достойные. А если человек стыдится своей профессии, пусть уходит, его можно только пожалеть, как… тяжелобольного.
— Вот это правильно! — пылко подхватил Лёша. — Я ей так прямо и сказал — дура!
— Остроумно, — похвалил Дед. — Она ещё к тебе прибежит, Леха, попомни мои слова, такие женихи, как ты, на улице не валяются — не окурки. А вообще-то жениться надо так, как этот прохвост Уленшпигель. Слышали? Как-то вечером, часов, помню, в одиннадцать, возвращались мы с пожара в караул, а нас по дороге диспетчер удачно перехватила и послала тушить квартиру. Минуты через две прибыли, видим дым из квартиры на третьем этаже. Включились в КИПы, выломали дверь, быстро нашли очаг — телевизор включённый горел: сколько ни пишут в газетах, чтоб не оставляли эту технику без присмотра, как горохом об стенку. А что такое сегодняшняя квартира? Синтетика, тряпки да книги, почти все выгорело. Дыму было много, разогнали его, ищем людей — кто-то ведь включал телевизор, туда заглянули, сюда — нет никого. А тут гул стих, воду перекрыли, слышим — вроде кто-то напевает. Уленшпигель дерг за дверь санузла — видит, девчонка с зажмуренными глазами под душем нежится, «по статистике девять ребят» мурлычет. А Уленшпигель, как всем известно, человек деликатный и воспитанный, иностранные языки знает. «Мерси, — говорит, — я вам случайно не помешал? С лёгким паром вас!» Девчонка, конечно, в визг — страшилище такое входит, в чёрной боевке,рыло в копоти — и бац-бац ему по этому самому рылу. Тут дым в ванную повалил, девчонка в новый визг, а Уленшпигель вежливо её облапил, вынес на лестницу и за халатиком сбегал, чтобы прикрылась. И что вы думаете? Оценила деликатное обращение, за битое рыло извинилась — словом, познакомились. Девка в слезы, без квартиры и барахла осталась, а Уленшпигель, который как раз комнату получил, великодушно предлагает: иди, говорит, ко мне домываться, а то чувствую, говорит, неловкость, что помешал, только губку с собой возьми, потому что я привык отдраиваться наждачной бумагой, а у тебя, успел, извиняюсь, заметить, кожный покров исключительно белый и нежный, как у гурии из «Тысячи и одной ночи».
— Это в книжке про Синдбада-морехода, — пояснил Бублик из своей комнаты. — Гурии — это волшебные красавицы, в купальниках.
Дед заахал, замахал на нас руками и побежал ругаться с внуком.
Из десяти тысяч профессий, которые имеются в подлунном мире, свою Дед полагал особо почётной. Ну, с некоторыми оговорками ещё и профессию врачей, но только тех, которые «в самом разе спасают, а не стукают по ногам молоточками и выписывают химическую отраву для организма».
— Как только человек рождается, — внушал он внуку, дремавшее сознание которого пробудилось после Большого Пожара, — его все время надобно от чего-то спасать, выручать из беды. Отсюда следует, что профессии спасателей являются по-первому необходимыми. Ты историю возьми: испокон веков, чтобы побыстрее и побольше убивать, люди готовы себе мозги вывихнуть и вагон денег истратить; убить, уничтожить не хитрость, а вот ты попробуй — спаси! Нас — пожарных, хирургов, морских и горных спасателей — раз, два и обчёлся, к нам только те идут, у кого сердце к людям расположено, кто усвоил, что больше всяких денег и наград человеку хочется пожить на белом свете. Но не все люди это ещё понимают. Возьми ту же самую историю: про тех, кто прославился спасанием, там и слова не найдёшь, а вот про тех, кто губил народ, как чума
— на каждой странице: Александр Македонский, Цезарь, Батый, Атилла, Наполеон. И самое, как говорится, глупое, что чем больше человек погубил народу, тем он считается более великим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98