А Кожухов — его кровать рядом с моей стояла, рявкнул во всю мощь своих обожжённых лёгких: «Это у вас прейскурант такой — дублёнку за жену? За свою жизнь вы бы небось ещё джинсы без наценки прибавили? Кру-гом! Шагом марш!» Мы потом с полчаса хохотали, вспоминая, как директор попятился и растворился в воздухе…
А потом был десятый этаж, высотка… Но это уже в другой раз, на сегодня твоё время истекло,
Чепурин все-таки рассказал мне о неприятнейшем случае, связанном с КИПом.
— Смотри, жалеть будешь, — предупредил он. — То, что у Клюквы два жениха труса отпраздновали, это для тебя в порядке вещей, даже особого гнева не вызвало, а если струсил пожарный? Да, милая, струсил, в никуда от этого факта не уйдёшь. Ну, рассказывать или не будем твою концепцию ломать, что все пожарные — сплошные герои? Будем? Что ж, тогда записывай своими закорючками историю под условным названием «Аварийный клапан»…
К Чепурину то и дело входили, докладывали, подсовывали на подпись бумаги, звонили, и беседа наша шла урывками. Её нить, однако, он не терял и продолжал в полуслова.
— В прошлый раз ты излагала мне свои рассуждения о храбрости и трусости; не спорю, логика в них есть. Верно конечно, что инстинкт самосохранения сидит в в каждом человеке и одёргивает его, но верно и то, что подчинись мы, Ольга, этому самому инстинкту — пожары туушить будет некому; мы — в огонь, а инстинкт хвать за фалды — назад! Я уже не говорю о фронте, где никто у своего инстинкта разрешения не спрашивал, идти или не идти в атаку. На фронте, однако, по молодости лет я не был и посему ограничусь тем, что видел и знаю.
Тривиальная истина: в мирное время каждый человек — хозяин самому себе в смысле выбора жизненного пути. Если человек и думать о штормах боится, он в море не пойдёт; если испытывает страх перед высотой — путь в лётчики ему заказан; если по душе спокойная жизнь — в геологических экспедициях делать нечего. Эти азбучные истины я напоминаю только для того, чтобы подчеркнуть совершенно особое требование, предъявляемое к профессиональному пожарному: безусловную личную храбрость. Ты-то знаешь, что это не пустая декларация и не самореклама: рукопашная — а пожарные чаще всего воюют врукопашную — сама по себе предполагает, что победить в ней может только сильный и храбрый. Поэтому смелостью у нас никого не удивишь, как никого не удивит лётчик тем, что входит в пике, — это качество заложено в самой профессии. И если ты его в себе не ощущаешь, если дым и огонь сковывают тебя страхом — ищи себе другое дело, благо возможностей у нас миллион. Но бывает, что парень по неопытности своей делает ошибку, не то выбирает и платит за свою оплошность дорогую цену…
Чепурии подошёл к встроенному шкафу, вытащил из него КИП и поставил на стол.
— Громоздкий, — неодобрительно сказал он, — давно пора сконструировать противогаз покомпактнее и полегче… Видишь в правом нижнем углу наружной стенки кнопку? Это и есть клапан аварийной подачи кислорода, или предохранительный клапан. Кислород из баллона поступает через редуктор в дыхательный мешок, там повышается давление и, оберегая пожарного от баротравмы, то есть разрыва лёгочной ткани, предохранительный клапап автоматически стравливает избыток кислорода в атмосферу. Замечательная штука
— этот клапан. Тяжёлая работа, задыхаешься — нажимай на него и получай добавочную порцию кислорода. Усвоила? А теперь представь себе такую сцену… Это уже было после «Несмеяны», когда мы пытались прорваться к киностудии. Там, если помнишь, Сергей Хорев устроил в одной комнатушке фильмотеку, навалил туда сотни две коробок с фильмами; пороешься в архиве — найдёшь рапорт инспектора пожарного надзора об этом безобразии, написанный буквально за день до пожара. На редкость гнусная штука — нитроцоллюлозпая плёнка, она не только горит как порох, но и выделяет при горении сильно токсичное вещество — синильную кислоту с содержанием циана. К счастью, от этой плёнки уже отказались, нынче используют триацетатную, которая не выделяет ядовитых веществ. Так вот, с фильмотекой произошло то, что обязательно должно было произойти: когда до неё добрался огонь, металлические коробки раскалились, и плёнка загорелась. И но просто загорелась, а со взрывом — каждая коробка взрывалась, все больше отравляя и так уже отравленную атмосферу. Я эту плёнку гнусной назвал ещё и потому, что выгорала она до конца, ни вода, ни пена её не брали. Хлопок за хлопком — коробки взрываются, не подойдёшь! На Большом Пожаре, .Ольга, более, мягко говоря, неприятного участка не было — из-за паров синильной кислоты, которая при повышенных концентрациях в воздухе может отравить тебя даже через кожу, никакой КИП не помогает: сильнейшая головная боль, тошнота, сердцебиение… А тут ещё и температура создалась невыносимая… Словом, хлебнули мы с этой фильмотекой, пока не удалось открыть окна и сквозняком прогнать ядовитый дым. Кстати говоря, Деда уже со мной не было, после «Несмеяны» я сразу же отправил его в выставочный зал… Значит, такая была обстановка — не из лёгких, но работали ребята с полной самоотдачей, никаких претензий. И всетаки пресловутое шестое чувство нашёптывало мне, что лейтенант Н.. назовём его так, проявляет инициативу только для того, чтобы выйти из зоны задымления. Его Рагозин мне прислал с отделением на замену Деду… Что-то, думаю, странно как-то работают вновь прибывшие газодымозащитники, слишком уж самостоятельно, оглядываются, с моим Ваней советуются… Ну, конечно, нет лейтенанта! Улучил момент, пошёл его искать, а при нормальном задымлении, Ольга, видны лишь контуры человека, трудно отличить одного от другого, но вот я высветил Н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98