Едва успел я принять гордое вертикальное положение, как Барон встряхнул меня — думаю, для того, чтобы насладиться лязгом моих челюстей, — и отправился в путь со скоростью, которая вызвала бы презрительную усмешку у разморенной на солнце черепахи.
— Дядя, не превышай шестидесяти километров в час! — радостно завопил какой-то рыжий мальчишка.
Другие тоже что-то кричали, но я обращал на них такое же внимание, как утопающий на горный пейзаж. Мои глаза полезли на лоб. Дело в том, что хребет у Барона оказался столь острым, что о него можно было точить карандаши, и на каждом шагу я испытывал такое ощущение, будто сейчас распадусь на две равные половины. А чтобы не возникало никаких иллюзий, Барон два-три раза в минуту меня встряхивал, чутко прислушиваясь к исторгаемым мною воплям. Поражаясь собственной ловкости, я на ходу снял куртку и подсунул ее под себя. Стало легче. Настолько, что я нашел в себе силы оглянуться и убедиться в том, что мы едем в противоположную сторону. Я пробовал указать их светлости на ошибку и подергал уздечку, но добился лишь того, что Барон чуть не куснул меня за ногу. Потом покосился на меня, и в его хитрющем глазу было недвусмысленно написано: «Сиди-ка ты лучше спокойно, дружок. И не вздумай с меня соскочить. Предупреждаю честно: сбегу. Неделю будешь искать!»
Высказав эту мысль, Барон стал на краю дороги и начал делать вид, что любуется закатом. Я горько рассмеялся, настолько неслыханно глупой была ситуация. Я, корреспондент областной газеты, добрую сотню километров трясся по проселочным дорогам только для того, чтобы угождать прихотям старого одноглазого самодура!
— Эй, приятель! — обратился я к проходившему мимо парню. — Не хочешь ли прокатиться до правления? Я не эгоист!
Юноша прыснул и посмотрел на меня с оскорбительным сомнением.
— Не хочешь — не надо, — уныло произнес я. — Тогда скажи хотя бы, как развернуть их светлость на сто восемьдесят градусов?
— Вот это другое дело, — понимающе проговорил парень. — Эй, Барон! — крикнул он. — В сельпо привезли свежее пиво!
Нужно было видеть, как ожила эта старая кляча! Барон развернулся, по-молодому взбрыкнул копытом и галопом помчался вперед, так помчался, что лишь пыль да куры разлетались в разные стороны! Я вцепился руками в нечесаную гриву и трясся, как горох в погремушке. Не сбавляя пары, Барон пролетел мимо правления колхоза, обдал брызгами из лужи редакционный «Москвич», проскакал еще метров двести и как вкопанный остановился у палатки сельпо.
Очевидцы потом долго спорили, как оценить мой акробатический этюд. Одни утверждали, что это было двойное сальто средней сложности, а другие — что минимум тройное, с поворотом и кульбитами. Все были очень довольны эффектным зрелищем и особенно тем, что во время последнего кульбита я свернул шею злющему козлу (за которого до сих пор плачу из каждой получки).
Разумеется, никакая сила в мире не заставила бы меня вновь сесть на гнусного пропойцу, который променял своего седока на смоченную в пиве корку хлеба. Проклиная телефонный звонок, главного редактора и всех сивых меринов на свете, я, прихрамывая, побрел к машине.
И здесь произошли две встречи, которые с лихвой вознаградили меня за все мучения.
Во-первых, из хохочущей публики выбежала тоненькая девушка и сказала, что она и есть Вера Шишкина. Она очень извиняется, что так получилось, но ее дядя-конюх боится, что корреспонденты с их статьями вскружат ей, Вере, голову. А она хорошо понимает, что настоящей певицей станет только через много лет, если будет очень и очень много работать.
Короче, интервью получилось отличное. Вторая встреча произошла тогда, когда я уже открывал дверцы «Москвича». Подлетела «Победа», и из нее выпрыгнул Петя Никулькин, репортер молодежной газеты.
— Приветик, — небрежно бросил он. — Где здесь эта местная знаменитость? Старик заказал подвал — триста строк! Недурно?
Я сделал Вере знак молчать, подмигнул конюху, и тот отправился за Бароном.
— Туда можно добраться только на лошади, мост ремонтируется, — сказал я проникновенным голосом. — Прогулка — сплошное удовольствие! Надолго запомнишь. Хочешь, чтобы лошадка бежала резвее, скажи ей слова: «Свежее пиво». Ладно, чего там, благодарить будешь потом.
Благодарности от Пети я не получил и по сей день. Более того, он почему-то перестал со мной раскланиваться. Вот и оказывай людям услуги после этого!
Я ЗНАКОМЛЮ МИШУ С МОСКВОЙ
— Привет, дружище, — сказал я приятелю, сдергивая его с подножки вагона. — Нечего оглядываться, отсюда все равно не увидишь кремлевские куранты.
С Мишей я познакомился на отдыхе. Этот долговязый челябинский электрик оказался отличным парнем. Мы вместе нарушали санаторный режим, сбегая в пять утра на рыбалку, часами бродили по лесу, болтая на всякие темы, — одним словом, были неразлучны. Единственное, что меня возмущало в этом человеке, — это чудовищная любознательность. Миша был до предела напичкан самыми неожиданными сведениями и не терял ни малейшей возможности пополнить свои запасы каким-нибудь фактом или цифрой. В две недели он выудил из отдыхающих все их знания, а меня выпотрошил столь основательно, что я, казалось, должен был потерять для него всякий интерес. Но перед отъездом Миша признался, что я могу оказать ему огромную услугу: он страстно мечтает побывать в Москве и надеется, что я буду его проводником. И вот Мишина мечта осуществилась: он стоял на перроне вокзала и жадно впитывал в себя первые московские впечатления.
— Не отставай, — посоветовал я, — упаси тебя бог потеряться. Однажды один приезжий заблудился на московских улицах, и его нашли только через десять дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42