Как жаль мне всех тех, кто не знает, что такое королевская макрель, душистая креветка и свежекопченый капитан — есть и такая рыба с экзотическим названием. Куда там Морганам и Дюпонам! Только рыбак может позволить себе досыта лакомиться этими волшебными яствами!
КАЧКА
До сих пор я сознательно нигде не упоминал о качке. Уверяю вас, не потому, что относился к ней свысока, упаси Бог. Когда я отправлялся в море, морская болезнь занимала в моих мыслях почетное место. Скажу больше — я боялся ее до паники. Вы, наверное, думаете, что окружающие щадили меня, тактично не заговаривали на эту щепетильную тему. Как бы не так! Стоило знакомому узнать о моем предстоящем путешествии, как он начинал буквально светиться от счастья.
— Как я тебе сочувствую! — радостно вопил он. — Хлебнешь, брат, горя по самые уши! Вот тебе мой совет: когда тебя начнет выворачивать наизнанку, не очень нагибайся над бортом — можешь свалиться в море!
И потирал руки, чрезвычайно довольный.
— Как только заболеешь морской болезнью — ничего не ешь, — предупреждал другой.
— Ешь все, что попадется под руку, — советовал третий. — Сытое брюхо к качке глухо!
— Я лично знал одного крепкого парня, не тебе чета, который до того настрадался, что хотел выброситься за борт! — с наслаждением сообщил четвертый, косясь на меня и проверяя, какое впечатление произвела его гнусная болтовня.
— Держись, старик! — говорил пятый, тряся мою руку. — Вернешься домой, отдохнешь и понемногу забудешь этот кошмарный сон!
И лишь один знакомый, бывший моряк, подошел к этому вопросу по-человечески.
— Чепуха, — пренебрежительно сказал он. — Если за первую неделю не отдашь концы — считай, что все в порядке. Привыкнешь.
Я бросился ему на шею. Одну неделю я могу вынести все что угодно, кроме, конечно, храпящего соседа по гостиничному номеру.
На «Канопусе» меня ожидал приятный сюрприз: точно так же, как я, трясся при мысли о морской болезни доктор Котельников. Трястись вдвоем было веселее. До выхода в море мы общались редко, но зато успели дать друг другу немало ценных советов по поводу качки. Доктор сообщил, что лучше всего о ней не думать — так сказал ему один знающий человек.
Первый день в море мы с Виктором провели на верхней палубе, наперебой доказывая друг другу, как умно мы поступили, решив не думать о качке.
— Я о ней вот столечко не думаю! — уверял меня Витя.
— И правильно делаете, — похвалил я. — Нет ничего хуже, чем думать о качке.
— Подумаешь, морская болезнь, — пыжился Витя.
— Даже говорить о ней не хочется, — подхватывал я. И мы бежали к вахтенному штурману узнавать, сколько сейчас на море баллов.
Через несколько дней мы с Витей подбили первые итоги. Выяснилось, что мы особенно хорошо переносим штиль, но и волнение до четырех баллов для нас нипочем.
Первое по-настоящему серьезное испытание — с точки зрения новичков, конечно— ожидало нас в Аденском заливе. Полночи я занимался физкультурой, пытаясь удержаться на койке в горизонтальном положении. Когда судно кренилось влево, какая-то сила стремилась усадить меня на койку; когда вправо — ноги хотели взлететь вверх. В рундуке нежно перезванивались бутылки с соком и минеральной водой, а на полу что-то громыхало. Я спрыгнул вниз, чтобы установить причину, и чуть не взвыл: по ногам ударили гантели. Их владелец Слава Кирсанов сладко спал, не подозревая, какие элегантные движения проделывает во сне его тело. Закрепив все прыгающие и звенящие предметы, я снова улегся, думая о том, как беззаветно нужно любить сон, чтобы ухитриться заснуть в такой обстановке. С этой мыслью я незаметно уснул и очнулся уже под самое утро.
В эти сутки морю за поведение поставили оценку шесть баллов — что-то вроде тройки с минусом в переводе на школьный масштаб. Для моряков это не очень много, но для нас с Витей в самый раз: я весь день злословил по поводу шишки на его лбу, а Витя, в свою очередь, иронизировал насчет синяков на моих ногах.
К вечеру мы опубликовали совместное заявление, в котором указывали, что отныне качка для нас не существует. Мы восхищались своими вестибулярными аппаратами и снисходительно улыбались, когда нас запугивали девятибалльным штормом. Теперь-то мы были уверены в себе и веселились вместе со всеми, когда в кают-компании суп из тарелок выливался на брюки, а стулья вместе с седоками разъезжали по полу, как самокаты. По коридорам и палубам мы ходили вразвалку, широко расставляя ноги. Особое чувство гордости, хоть это было и не по-христиански, вызвало у нас то, что несколько рыбаков страдали от морской болезни, а мы нет. А из всех последствий качки— бешеный аппетит и отсутствие аппетита, непреодолимая сонливость и бессонница, желание немедленно расстаться с миром и, наоборот, остаться в нем, но на земле, — нас преследовал лишь постоянный свирепый аппетит.
Окончательно мы добили качку тем, что стали при любой погоде играть в пинг-понг. Правда, определить сильнейшего было трудновато: выигрывал тот, кому чаще удавалось перекинуть шарик через сетку, потому что отбить удар можно было при особом везении. Шарик или отлетал метров на пять в сторону, подхваченный порывом ветра, или сам игрок цеплялся за все, что попадалось под руку, чтобы удержаться на ногах. Раза два-три за каждую игру мы в благоговейном молчании склоняли головы, прощаясь с очередным шариком, улетавшим за борт, и бежали к Александру Евгеньевичу выклянчивать дополнительную порцию.
Однажды я сидел в каюте радистов, где постоянно меняющийся состав собеседников вел вечные разговоры на вечные темы: случаи на море, земля, жены, девушки, книги и футбол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43