Раков — это не Гегель, точно говорю.
— Не слушайте их, Лев Иванович. — Антон сурово обвел взором насмешников. — Раков — это самый настоящий Гегель!
Профессор в бешенстве сплюнул и удалился под сдержанный смех аудитории.
Разошлись и мы «по своим цехам», как говорил Борис. Нам с Антоном сегодня достались дрова, и это обстоятельство с самого пробуждения не давало мне покоя. Я всю жизнь прожил в доме с паровым отоплением, и пила с топором были покрыты в моем воображении дымкой романтики. Вся надежда была на Антона, который не раз с гордостью подчеркивал, что он «нарубил дров на своем веку». Правда, здесь, на острове, Антон всячески уклонялся от разговоров на эту тему, а сегодня был как-то особенно молчалив и задумчив. Но я объяснял это тактичностью моего друга, нежеланием подчеркивать свои преимущества.
Потапыч вручил нам инструменты и показал, какие деревья нужно повалить. Оказывается, мы делали большое и важное дело: уничтожали сухостой, обеспечивая деревьям санитарные нормы жилплощади. Чтобы мы случайно не срубили здоровое дерево, Потапыч сделал на сухостое зарубки и удалился.
Антон подошел к отмеченной сосне и осторожно ее погладил.
— Высокая, — сообщил он. — Метров пять будет.
Я согласился.
— Даже пилить жалко, — сказал Антон. — Верно?
Я промолчал.
— Но пилить надо! — мрачно размышлял Антон. — А? Как ты думаешь?
Я пожал плечами.
— С другой стороны, — продолжал разглагольствовать Антон, прохаживаясь вокруг дерева, — топить можно и валежником. Просто не понимаю, зачем превращать в дым сосну.
— Хорошо, — согласился я, беря в руки пилу. — Пойдем и скажем Борису, что мы отказываемся заготовлять дрова.
— Ну, ну! — остановил меня Антон. — Так уж и отказываемся…
— Тогда давай пилить, — теряя терпение, предложил я. — Тем более что тебе приятно будет увеличить количество дров, которых ты немало нарубил на своем веку!
— Бери пилу! — свирепо воскликнул Антон. — Ну! Ставь ее сюда и толкай на меня!
— Почему на тебя? Я слышал, что каждый должен тянуть пилу к себе.
Антон поднял меня на смех. Он доказал, как дважды два, что если каждый будет тянуть к себе, то получится физическое равновесие сил и пила, следовательно, останется на месте. Мы принялись за работу. Но пила, под которую была подведена столь солидная научная база, проявила полную теоретическую безграмотность: она не хотела пилить. Она блеяла, изгибалась, вырывалась из рук и на каждый толчок отвечала противным визгом. Наконец путем смелого эксперимента нами была обнаружена истина: пилу нужно тянуть на себя, но по очереди.
Работа пошла. Сосна была толщиной сантиметров двадцать, но через какой-нибудь час мы допилили чуть ли не до середины. Возможно, нам удалось бы добиться большего, но пила то и дело выскальзывала из разреза, и мы заталкивали ее обратно, осыпая проклятьями каждый квадратный сантиметр ее поверхности. Наконец она застряла намертво, словно присохла к дереву. Антон все свалил на меня. Он долго шумел по поводу того, что самое большее, на что способен такой партнер, как я, — это натирать в бане спину. Мы пререкались минут десять, пока Антону не пришла в голову блестящая идея. Он встал на мои плечи и привязал к сосне веревку, которую нам дали для связывания дров. Потом под «раз, два, взяли!» мы рванули сосну на себя. Но дерево осталось на месте, хотя Антон при помощи интеграла вычислил, что оно неминуемо должно рухнуть. Мое предположение, что это дерево не знакомо с высшей математикой, Антон оставил без внимания.
— Видимо, — пробормотал он, — сопротивление волокон на разрыв несколько превышает силу натяжения. Чтобы ее увеличить, мне нужна лебедка. Ты не знаешь, где ее достать?
Послышалось мычание: на полянку в сопровождении Машеньки вышла Глюкоза.
— Привет! — крикнула Машенька. — Как дела?
— Н-да, — вымолвил Антон, — представляю, что этот ехидный пастух наговорит о нас за обедом. Над нами будет ржать даже Мармелад… Ба, идея!
Машенька подошла, и Антон в изысканных выражениях попросил одолжить на минутку Глюкозу для использования ее в качестве лебедки. Машенька согласилась, и мы повязали веревку на широкую коровью грудь.
— Вперед! — скомандовал Антон.
Корова удивленно обернулась и, как нам показалось, даже чуть прыснула.
— Стегать животное я не позволю! — предупредила Машенька. — Действуйте только методом убеждения!
— Ну, миленькая! — с легким завыванием произнес Антон. — Что тебе стоит, а, пегенькая?
Глюкоза отвернулась и начала пощипывать травку. Машенька засмеялась.
— Придумал! — весело воскликнул Антон. — Я всегда говорил, что собака лучший друг человека!
К нам с радостным визгом несся Шницель. Он подбежал и юлой завертелся вокруг хозяина, подпрыгивая и норовя лизнуть его в щеку. Антон нежно погладил лохматую морду и приказал:
— Взять ее! Взять!
Держась на всякий случай в почтительном отдалении от коровьего копыта, Шницель неистово залаял на Глюкозу. Корова в панике рванулась вперед, и дерево хрустнуло. Антон важно поклонился публике, но сорвать аплодисменты за свой фокус не успел: сосна рухнула, едва не накрыв нас ветвями.
— Вы насмерть перепугали несчастное животное! — возмутилась Машенька, освобождая дрожащую Глюкозу от веревки.
— Я просто использовал заложенные в корове возможности, — пояснил Антон. — Нельзя допускать, чтобы такой механизм простаивал.
— Все расскажу Борису! — пригрозила Машенька. — Ой, смотрите!
Метрах в ста от нас крадущейся походкой шел Раков, неся в руках какой-то сверток. Мы спрятались за орешник. Оглянувшись и не увидев ничего подозрительного, Раков развернул сверток, оказавшийся одеялом, расстелил его на траву и улегся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33