Что он, однако, о себе думает? Он тут не один в городе, если что - быстро остановим.
- Шуба говорит - он не при делах, - вставил Степа, - просит "стрелку" в эту субботу, место - где скажешь.
- У Левы, однако, встретимся, - мгновенно ответил Монгол, - место хорошее, проверенное, второй выход есть. Ребят, однако, расставь загодя, чтобы без сюрпризов.
В субботу на дверях ресторана "Золотой барашек" появилась табличка "Закрытое мероприятие". Этот небольшой ресторанчик знающие люди обычно называли "У Левы", по имени хозяина, жизнерадостного и пузатого Левы Ашкенази.
Лева и сам неплохо готовил, но последнее время он передоверил кухню замечательному повару-армянину Хачику Айвазяну, а сам больше бывал в зале с клиентами.
Платил Лева Монголу, но тем не менее не ссорился ни с кем из конкурентов своего покровителя, и в его ресторане часто проводили "стрелки", зная, что веселый еврей, когда надо, нем, как рыба, и надежен, как автомат Калашникова.
Степа подъехал в ресторан за два часа до назначенного времени, обошел на всякий случай хорошо знакомое помещение, осмотрел все кладовки и чуланы, специальным прибором проверил отсутствие "жучков", расставил охрану.
Монгол приехал за пять минут до восьми, сверкнул от дверей ледяными недоверчивыми глазами. Лева вышел навстречу, без излишней угодливости приветствовал покровителя и предложил выпить для аппетита. Монгол попросил боржоми, сел за столик, взглянул на часы.
Ровно в восемь на трех джипах подъехал Шуба с охраной. Бойцы остались снаружи, Шуба вошел в зал вдвоем с Джафаром, своей правой рукой и "вторым я".
Худой, мосластый, с уродливым, изрытым мелкими шрамами лицом, Шуба слыл человеком жестоким, опасным и непредсказуемым.
Шрамы на лице остались у него от осколков противопехотной мины, которую в девяносто втором году конкуренты подложили в его подъезд. Шуба выжил благодаря чуду и бронежилету, конкурентов переловил поодиночке и убил с такой изощренной жестокостью, что слухи об этой расправе не затихали года два.
Шуба с Джафаром пересекли зал, поздоровались, сели за стол рядом с Монголом и Степой. Лева мелькнул в дверях, спросил, не нужно ли чего, и тактично исчез.
Верхний свет в зале был притушен, на всех столах горели свечи, создавая ощущение уюта и покоя.
Шуба достал сигареты, предложил Монголу, услышав ожидаемый отказ, закурил.
Выдержав приличествующую случаю паузу, начал:
- Монгол, Толстого я не мочил.
Монгол присматривался к собеседнику узкими холодными глазами, словно пытался влезть в его черепную коробку и понять - врет тот или говорит правду. Достал сигарету, закусил, не зажигая, - бросил курить, но старая привычка осталась. По-волчьи поведя головой, принюхался - в зале пахло чем-то сладковатым, пряным, незнакомым, а все незнакомое вызывало у Монгола недоверие. Подумав, что запах идет от ароматических свечей, успокоился и заговорил:
- Если ты ни при чем, почему на следующий день наехал на Шоту? Ты же знаешь, Шота всегда платил Толстому, если Толстого замочили - нужно на сходе решать. По понятиям хозяйство Толстого должно Фрунзику отойти, если не согласен - на сходе перебазарим, а ты сразу на Шоту наехал! Сам понимаешь, что люди подумали!
Вдруг Степа почувствовал какое-то внутреннее беспокойство. Что-то было не так, какая-то не правильность ускользала от его сознания. Он встал из-за стола, сказал Монголу, что хочет проверить охрану, и вышел из зала.
В коридорчике между залом и кухней сидел на табурете, прислонившись спиной к стене, молодой рыжеволосый боец с автоматом на коленях. Его поза насторожила Степу.
- Ты что, спишь, блин? - вполголоса окликнул он бойца.
Тот не шелохнулся. Степа одним прыжком подскочил к парню и прикоснулся к плечу. Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы боец мешком свалился на пол. Степа, тихо выругавшись, нагнулся к нему и прижал палец к шее, чтобы прослушать пульс. Пульса не было. Парень, был мертв.
Степа выхватил из мертвых рук автомат, бросился к заднему выходу из ресторана, где должен был стоять еще один боец, но уже издали увидел распростертое на полу безжизненное тело. Резко развернувшись, побежал к залу, чтобы предупредить Монгола, но неожиданно почувствовал легкий укол в шею. В глазах потемнело, воздух стал тяжелым и колючим, как битое стекло. Степа попытался вдохнуть, но дышать битым стеклом невозможно. Он споткнулся и тяжело рухнул на пол.
***
Монгол снова принюхался. Этот сладковатый запах ему определенно не нравился.
Степа подозрительно долго отсутствовал...
В зале вдруг стало светлее, хотя по-прежнему горели только свечи на столах. И все звуки стали громче, отчетливее, и душу Монгола наполнила странная беспричинная радость... Привычная звериная настороженность, оттесненная в темный уголок души, кричала об опасности. Все ощущения были такими, как будто Монгол принял большую дозу дури.
Он дернулся, потянул руку к кобуре, закрепленной под мышкой, но рука не слушалась, она стала чужой, посторонней. С трудом переведя взгляд на Шубу, Монгол увидел, что тот тоже явно не в себе. Шуба пытался что-то сказать, но из его горла вырывалось только бессвязное мычание. Большие руки лежали на столе и тряслись мелкой дрожью, в глазах горела адская смесь паники, ужаса и ненависти.
"Нас обоих подставили, - понял Монгол, - он точно так же, как я, не может шевельнуть рукой. Какая же сволочь все это устроила? Неужели Степа?"
В зале повеяло странным сырым холодом, и в дверях появились две призрачные фигуры.
Белая бесформенная одежда колыхалась, как плотный утренний туман. Лица незнакомцев закрывали золотые маски с черными провалами глаз, из-под масок на грудь ниспадали ярко-красные, вьющиеся крупными кольцами бороды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11