И про твои художества ой как хорошо все знаю. И про ваши отношения с покойной соседкой тоже в курсе…
Витька заметно струсил. Гонору у него поубавилось, даже рубашку он потихоньку застегнул.
— Антон Васильич! — завела свое Зинаида. — Да как можно на Витю… да мы с бабой Соней…
— Помолчи пока! — сурово велел ей участковый, и она заткнулась.
— Ах ты, зараза! — не выдержала тетя Дуня. — Не ты ли Софью чуть не в глаза ведьмой называла? Хотя что это я, в глаза-то вы боялись ей что-то не то сказать, а ты по всему поселку разносила гадости всякие, что бабка, мол, из ума выжила, и все такое… Да у нее ума-то побольше твоего было!.. Она бы с вами и двух слов не сказала, если бы Витька ее кота не грозился извести, — продолжала она, — чем ему животное помешало?
— Паразит такой! — заорал Витька. — Под ноги один раз бросился, голову из-за него разбил!
— Голову ты разбил, когда по пьянке упал! — рассвирепела тетя Дуня. — И нечего на кота сваливать!
— В общем, так! — резюмировал Васильич, которому надоело слушать их ругань. — В последний раз предупреждение делаю. Если еще раз с вами какой скандал — применю санкции. Окошко в кухне, Виктор, досками снаружи забьешь, я завтра зайду проверю.
— Вы лучше ее проверьте! — вдруг завизжала Зинаида, ткнув в меня грязным пальцем. — Какая она родственница! И это еще разобраться надо, за что ей дом. А может, еще кто объявится? По закону положено полгода ждать!
— Это верно, — согласился Васильич, — значит, мы сейчас дверь закроем и пойдем. А вы там бумаги подавайте нотариусу как положено.
Соседи испарились. Я походила по комнате, вздыхая. Заниматься уборкой не хотелось.
— Зря ты его отпустил, Витьку-то, — выговаривала тетя Дуня участковому.
— Да не он это, — отмахнулся Васильич, — если бы наши алкаши залезли, то поискали бы деньги или пожрать чего. Водки у Софьи сроду не бывало, денег тоже в доме не хранилось… Вообще ничего ценного не было, сами видите. Да и побаивались ее в поселке-то, бабы сплетни разносили про нее всякие… Ума не приложу, кому понадобилось все в доме перевернуть.
«Искали что-то, — подумала я, — искали тщательно, иначе не перевернули бы все вверх дном».
Но что могли искать у девяностолетней старухи? Неужели кто-то поверил в бредни про бриллианты? Тогда в больнице я подумала, что старуха перед смертью выжила из ума, но распоряжения, сделанные ею на случай смерти, доказывали обратное. Все ее действия свидетельствовали о твердом рассудке. Вклад в Сбербанке был оформлен так, чтобы мне его выдали немедленно, и денег как раз хватило на похороны, соседям она дала очень точные характеристики и завещание оформила по всем правилам. Было еще письмо, которое я не успела прочитать в больнице, но я решила, что вскрою конверт дома.
— Смертное не тронули! — Тетя Дуня показала мне темно-синее бумазейное платье и платок. — Смертное вот тут, в шкафу, лежало, его не взяли.
— Кому оно нужно-то! — буркнул участковый.
Я походила еще по комнате, потом наклонилась и подняла с пола фотографию. Снимок был старый, выцветший, черно-белый. Молодая женщина в простом темном платье в горошек держала на руках ребенка примерно двух лет. Стриженые волосы, и даже на таком снимке было видно, какие у женщины яркие темные глаза.
— Она это, Софья, — подтвердила тетя Дуня, заглянув через мое плечо, — с сынком маленьким.
«1932 год» — было написано на обороте. И больше ничего.
Участковый попрощался и ушел. Я вышла в сени с открытой банкой шпрот, поставила ее на пол и позвала негромко:
— Кис-кис-кис!
Никто не появился. Мне не хотелось оставлять тетю Дуню в комнатах одну, не то чтобы я ей не доверяла, а просто как-то слишком суетливо она держалась. С другой стороны, если что и было у бабушки Софьи ценного, то все уже унес неизвестный злоумышленник. Я отнюдь не имею в виду мифические бриллианты, просто за много лет у нее могли появиться какие-то памятные вещи, которые были бы мне интересны.
— Кис-кис-кис! — нетерпеливо повторила я.
В сенях по-прежнему стояла полная тишина. Тетя Дуни, причитая и охая, собирала с пола разбросанные вещи. Я раскрыла дверь в комнату пошире, чтобы лучше видеть. Тут в углу ощутилось какое-то движение, и возле банки шпрот материализовался котяра, черный, как ночь, и огромный, как пантера. От неожиданности я отскочила к двери. Кот прижал уши к голове и начал красться к банке, которая издавала упоительный запах. Изредка он поглядывал на меня с большой опаской.
— Не бойся, — сказала я, вздохнув, — уж я-то тебя не трону.
Чтобы не мешать Багратиону есть, я ушла в комнату. Тетя Дуня собрала вещи и выпросила у меня на память последнюю пару неразбитых чашек.
Я нашла на кухне старую клеенчатую черную сумку и решила, что она вполне подойдет для перевозки кота. Мы поспешили в сени, где Багратион уже закончил трапезу и теперь тщательно облизывался, с грустью разглядывая пустую банку. За несколько дней, проведенных в одиночестве, котяра здорово оголодал.
— Руку чем-нибудь обмотай, — посоветовала тетя Дуня, вооружаясь сковородником, — у него когтищи, как у тигра.
Кот почувствовал неладное и попятился к входной двери, хоть она и была закрыта. Я вспомнила, как он появился в углу, и сообразила, что у хитрого котяры есть свой потайной ход на улицу. Тетя Дуня сделала вид, что замахивается сковородником, и кот рванул в угол, но там была я с сумкой, так что пришлось ему шарахнуться снова к входной двери. Если бы она открывалась не внутрь, а наружу, коту удалось бы сбежать, с такой силой он хряснулся о створку. Но в этот раз у него ничего не вышло. Я запустила в него старым валенком, чтобы отогнать от двери, котяра прыгнул прямо на меня, ловко обошел расставленные силки в виде сумки и проскочил мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13