Однажды я застала их, когда они поднимались по лестнице в свою спальню. Он поглаживал ее по попке, как какой-нибудь неотесанный мужлан, а леди Джиллианна хихикала. И тогда… — Гейл сложила ладони, прижала их к груди и вздохнула.
— И тогда — что? — не вытерпела Илза, когда Гейл замолчала.
— И тогда он назвал ее «радость моя», — ответила Гейл тихим голосом. — Такие коротенькие слова, но за ними скрываются такие глубокие чувства! Я слышала в его голосе нежность и любовь. — Она встряхнула головой и стала помогать Илзе одеваться. — Наверное, я действительно поправляюсь и сердцем и рассудком, потому что часто ловлю себя на том, что мечтаю, как однажды некий мужчина будет так же говорить и со мной.
Илза была несказанно рада, что Гейл оправилась после того зверства, которому она подверглась, но вместе с тем ее одолела зависть.
— То, что ты мечтаешь о таких вещах, ясно показывает, что ты исцелилась. — Она вздохнула. Гейл закончила шнуровать ее платье и, нежно потянув, усадила Илзу на табуретку. — И ты права, каждой девушке очень хотелось бы услышать такие слова.
— Прежде чем потерять память, сэр Дэрмот, должно быть, именно так разговаривал с вами, — предположила Гейл, расчесывая Илзе волосы.
— Да, так и есть, но теперь эти слова любви всего лишь туманное воспоминание.
— Он никогда не бывает нежен, никогда не говорит вам нежных слов?
— Ну, как сказать, я не знаю, можно ли назвать то, что он говорит, нежными словами. Когда им овладевает страсть, он забывает, что не доверяет мне, что считает меня лгуньей и возможной угрозой. Да, когда в нем закипает кровь, он не говорит слов любви, но произносит грубоватые комплименты. А получив удовлетворение, он теперь лишь иногда — очень редко — возвращается к своим обвинениям, оскорблениям или впадает в ярость.
— Но это же хорошо, правда? — спросила Гейл, закончив заплетать Илзе косы.
Медленно поднимаясь, Илза искоса взглянула на свою компаньонку.
— Да, но это может означать и то, что он просто хочет удовлетворить свои мужские потребности и опасается, что я ему откажу, если он станет высказывать циничные, иногда даже оскорбительные упреки. Вначале я угрожала ему, что не буду с ним спать.
— Возможно. Кроме того, опять же, я думаю, в окрестностях Клачтрома найдется немало девиц, которые с большой охотой удовлетворят эти его потребности, если вы выставите его из своей постели.
— Ну уж нет! Если им хочется дожить до своего следующего дня рождения, они поостерегутся, — протянула Илза, выходя из спальни.
Гейл рассмеялась и последовала за Илзой, которая направилась в главный зал.
— Я не стану пренебрегать его страстью. Я знаю, некоторые говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, но я подозреваю, что на самом деле путь этот пролегает несколько ниже. — Илза ухмыльнулась и покачала головой. — А у Дэрмота этот путь погребен под развалинами его разрушенной памяти. Когда он очнулся после того трагического нападения, в его взгляде промелькнуло что-то, отчего я подумала, будто он меня вспомнил и его новые раны вернули его память на место.
— Значит, вы сможете понять, возвратилась ли к лэрду память, когда вернетесь в его постель, — заключила Гейл, когда они вошли в главный зал и направились к своим местам.
Одна из служанок поспешно подала им хлеб, сыр, яблоки и две кружки козьего молока, и Илза ничего не успела сказать в ответ.
Она с удовольствием уплетала толстый ломоть хлеба, густо намазанный медом, и с улыбкой смотрела на Гейл, взиравшую на нее с нетерпением. Девушка определенно оправилась после тяжелого испытания, выпавшего на ее долю, и от того горя, которое оно ей принесло.
— Илза, вы собираетесь вернуться в постель своего мужа или нет? — спросила Гейл.
— Конечно, — ответила Илза. — Обязанность жены — ухаживать за своим мужем, когда он болен или ранен. Я вернусь и буду сидеть у его постели и охранять его сон. Но позже.
— Позже?
— Да, когда я поем и повидаюсь с детьми. А может, после того, как я побываю в саду и поухаживаю за своими целебными травами.
— Это может занять весь день.
— Конечно, может. — Гейл рассмеялась, и Илза тоже ей улыбнулась, но затем серьезно произнесла: — Я знаю, что далеко не всегда бываю покорной и всем довольной женой, но я стараюсь изо всех сил. Я понимала, что его тревожит, и все ему прощала, несмотря на его жестокость и оскорбления. Наконец, я только что спасла этому глупцу его жалкую жизнь, и если он после этого не начнет мне доверять, я больше ничего не смогу сделать. Конечно, я не смогу стать с ним холодной, но я не буду больше доказывать ему свою невиновность. Что касается сегодняшнего дня, я решила поступить по-своему. Больше я не буду придумывать способы, как заставить его вспомнить меня, стоит ли доверять мне или заботиться обо мне. Когда — и если — мой муж узнает правду, тогда мы возродим наш брак, сделаем его таким, каким он и должен быть. Я все еще остаюсь его женой, буду делить с ним постель, любить его детей, вести его хозяйство, но больше я не буду рассказывать ему о нашем прошлом. Полагаю, теперь настала его очередь оправдываться передо мной.
— Ты все вспомнил? — спросил Нэнти, откинувшись на спинку стула, стоящего около кровати Дэрмота.
— Да. — Дэрмот отхлебнул эль, пытаясь не замечать приступов боли, которые он испытывал даже при столь незначительных движениях. — Ну, почти все. Некоторые детали пока еще в тумане, но я уверен, что это скоро пройдет.
— Значит, ты теперь знаешь, что Илза — твоя жена?
— Да. Я вспомнил наше обручение.
Дэрмот вспомнил также и те нежные обеты, которые они давали друг другу. Она унесла горечь, облегчила боль и подарила ему радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107