Два моих брата и я получили образование в частных школах, самых лучших из известных нашим родителям.
Отец с матерью были людьми надежными, основательными, консервативными, патриотично настроенными, свободными от дурных привычек и на редкость преданными друг другу. Церковь по воскресеньям, парад на Четвертое июля, раз в неделю Ротари-клуб <Местное отделение элитарной общественной организации, объединяющей влиятельных представителей деловых кругов> . А еще они любили путешествовать и могли поехать куда угодно.
Родители до сих пор переживали по поводу распавшегося три года назад брака Уорнера. Брат был адвокатом в Атланте и женился на сокурснице, девушке из Мемфиса, с чьей семьей мы поддерживали давние дружеские отношения.
После рождения второго ребенка супружеская жизнь дала глубокую трещину. Оформив развод и получив алименты, бывшая жена переехала в Портленд. Раз в год отец с матерью навещали внуков.
Этой темы в разговорах с родителями я не касался.
В мемфисском аэропорту я взял напрокат машину и отправился на восток. В Мемфисе жили преимущественно негры, белые предпочитали пригород. Время от времени случались массовые миграции: стоило одной чернокожей семье устроиться поближе к природе, как белые тут же гуськом перебирались в другое место. Подчиняясь стремлению рас к взаимоизоляции, Мемфис потихоньку сползал к востоку.
Родители жили по соседству с полем для гольфа. Их новый дом с широкими окнами выходил на основную площадку. Я его втайне терпеть не мог, потому что на площадке вечно толпились игроки.
Из аэропорта я позвонил родителям, так что к моему прибытию мать сгорала от нетерпения. Отец, по ее словам, застрял где-то у девятой лунки.
– У тебя усталый вид, сынок, – после неизбежных объятий и поцелуев заметила мать. Впрочем, эту фразу я слышал от нее в каждый приезд.
– Спасибо, ма. Зато ты выглядишь чудесно.
Что правда, то правда. Ежедневная партия в теннис помогала ей сохранять стройную фигуру, а кварцевая лампа обеспечивала ровный бронзовый загар.
Сидя во внутреннем дворике, мы потягивали чай со льдом и наблюдали за пенсионерами, разъезжающими в гольф-карах.
– Что-то случилось? – неожиданно спросила мать.
– Нет, все в порядке.
– А где Клер? Почему вы ни разу не позвонили? За последние два месяца я ни разу не слышала ее голоса.
– У Клер тоже все хорошо, мама. Мы живы и здоровы, работаем.
– И вам хватает времени друг на друга?
– Нет.
– Но вместе вы бываете?
– Редко.
Мать встревоженно округлила глаза:
– Что-то не так?
– Да.
– Так я и знала! По твоему голосу в телефоне поняла. Но ты-то хоть не собираешься разводиться? А договориться вы не пробовали?
– Нет. Оставим это, ма.
– Ну почему не попробовать? Клер – замечательная женщина, Майкл. Постарайтесь отдать совместной жизни все, что у вас есть.
– Мы пытаемся, мама. Это очень трудно.
– Да почему? Связи на стороне? Наркотики? Спиртное? Азартные игры? Что-нибудь похуже?
– Нет. Просто каждый живет своей жизнью. Я провожу на работе восемьдесят часов в неделю. Она тоже.
– Сбросьте темп. Деньги – это еще не все. – Голос матери дрогнул, глаза увлажнились.
– Мне очень жаль, мама. Хорошо хоть у нас нет детей.
Она прикусила губу, стараясь не выдать, что обмерла в Душе. Мамино горе было мне понятно: у двух сыновей жизнь не сложилась, теперь вот у третьего… Мой развод станет крахом ее надежд. И во всем она будет винить только себя.
Не желая быть объектом жалости, я перевел разговор в иное русло и поведал историю с Мистером, несколько приуменьшив, ради маминого спокойствия, опасность, которая мне угрожала. Если мемфисские газеты и сообщали о служившемся, то родители заметки точно не читали.
– С тобой все в порядке? – потрясение спросила мать.
– Естественно. Пуля прошла мимо. Я же здесь.
– Слава Богу! Но я имею в виду твое моральное состояние.
– Я в полном душевном равновесии, никаких истерик. Мне дали пару выходных, вот я и приехал.
– Бедненький. Сначала проблемы с Клер, теперь это.
– Я отлично себя чувствую. Вчера у нас был сильнейший снегопад, самый подходящий момент убраться на время из города.
– А Клер?
– Как и все в Вашингтоне. Живет в госпитале, это, пожалуй, самое спокойное сейчас место.
– Я очень за тебя волнуюсь. В газетах пишут про рост преступности. Вашингтон становится все более опасным.
– Да почти таким же, как Мемфис.
Около низкого заборчика приземлился мяч. Через минуту на гольф-каре подъехала его владелица, тучная дама. Она вылезла из крошечной машины, подошла к мячу, неловко взмахнула клюшкой. Удар оказался слабым.
Мать направилась к дому, чтобы принести чаю и утереть слезы.

* * *

Не знаю, кого из родителей сильнее расстроил мой приезд. Мать мечтала о крепких семейных узах для сыновей и о возне с внуками. Отцу хотелось, чтобы его сыновья как можно быстрее взбирались по служебной лестнице к честно заработанному успеху.
Ближе к вечеру мы с отцом вышли на площадку. Он играл, а я пил пиво и разъезжал по полю на машинке. Гольфу пока предстояло найти в моем лице страстного поклонника.
Две бутылки холодного пива развязали мне язык, а после того как за обедом опять прозвучала грустная повесть о Мистере, я решил, что собрался с силами, дабы выйти на ринг.
– Знаешь, папа, от работы в большой фирме меня начинает тошнить.
Пройдя три лунки, перед четвертой отец присел передохнуть. Я нервничал и, понимая это, раздражался сильнее. В конце концов, речь шла о моей жизни, не о его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100