не забыла, помню, терпи. А терпеть было н
евмоготу, прижать бы, стиснуть, с криком растерзать. И какая мука думать, ч
то из зрительного зала на нее, так же вожделея, как и ты, глядит толпа.
Среди недавних видений сегодняшней прогулки внезапно возникли горы, ма
рево над перегретыми камнями и гигантская крестообразная часовня. Сама
я южная точка нашей тогдашней державы Ц знаменитая Кушка. Гарнизон, тан
ковая армия, вода из артезианской скважины, крошечная гостиница при доме
офицеров для актеров, огромная военная палатка для рабочих, осветителей
, радистов и электриков. Зрительный зал Ц в ангаре для вертолетов. Телеви
дение сюда еще не доходило, а политпросветработу и культурный досуг никт
о не отменял.
Если бы ему дали тогда в руки пулемет! Спектакль начинался в десять утра. З
а рампой варилась густая людская масса. Играли знаменитейшую пьесу Всев
олода Вишневского «Оптимистическая трагедия». Массовка, в которой и осв
етители, и рабочие сцены, и военная команда, обливалась потом, но здесь, ме
жду выходами, можно было еще сбросить с себя шинель. Серафима играла женщ
ину-комиссара, и всё время на сцене. Почему же так запомнился мне именно э
тот эпизод?
Палуба корабля, толпа анархистов, среди которых и я в рваной тельняшке. Ди
алог Комиссара с Вожаком. Выстрел. Серафима, опуская тяжелый маузер с зак
опченным навеки стволом, поворачивает к толпе обворожительно-бесстраш
ную голову и низким, тревожащим подсознание голосом произносит свою зна
менитую реплику: «Ну, кто еще хочет комиссарского тела?» Боже, как я ее в эт
у минуту любил, как я хотел этого комиссарского тела, этой домашней яични
цы или купат из кулинарии, которыми меня сначала кормили, этого моего сжи
гающего себя и всё пытающегося что-то доказать безумства. Мне, худеньком
у, полуголому анархистику, хотелось закричать: «Я! Я хочу! Это только мое т
ело!».
Но потом было еще страшнее. Конец акта, уже в зале зажжен свет, и я увидел… В
первых трех рядах на табуретках сидели офицеры, а сзади огромная полугол
ая орущая и ликующая толпа Ц из-за жары в раскаленном ангаре солдат прив
одили на спектакль в такой странной униформе: сапоги, трусы и ремень пове
рх голого живота с надраенной бляхой. Почему же я так плакал после этого с
пектакля? Серафиму и нескольких актеров увезли на завтрак, устроенный гд
е-то на природе. Сопли и слезы мне утирала мужская костюмер-одевальщица В
ерка, она была старше меня лет на восемь…
Молодой кельнер принес кофе и тут же, потеряв интерес ко мне, занялся каки
м-то степенным, судя по выговору американцем, усевшимся за столик рядом. Н
у, загудели: американец хочет еще яичницу с беконом и тосты с черничным дж
емом. Что-то говорят о достопримечательностях. Schloss Ц это замок, понятно
. Elisabet Ц знаменитая святая и знаменитая церковь ее имени. Тоже понятно. Ага
Ц Пастернак, естественно. До Ломоносова уровень и кельнера, и американц
а не дорос. Синагога Ц была, разрушена при нацистах. Она находилась в цент
ре города, почти по моему маршруту. Сейчас это лишь пустая, мощеная камнем
, площадка внизу, с другой стороны скалы и замка. В каждую годовщину Хруста
льной ночи, когда нацисты били витрины еврейских магазинов и убивали вла
дельцев, здесь собираются люди. Мужчины в кипах на головах. Возможно, имен
но к общине этой синагоги был приписан профессор Коген.
Но каким образом и почему в этом разговоре, половину из которого я не пони
маю из-за ужасного акцента американца, а другая половина уносится ветро
м, возникает имя первого президента Германии Ц как считается, передавше
го власть Гитлеру, Ц маршала Гинденбурга?
Чудный день, сегодня не вторник, не четверг, не суббота Ц это дни диализа
Саломеи. Сегодня она дома, значит, пауза в моей вечно напряженной психике.
Можно даже отключить телефон, который я никогда не отключаю, сегодня нич
его не произойдет. Опасность наступает, когда к одной гидросистеме Ц к ч
еловеческому телу, подключают другую Ц огромный аппарат, клубок трубок
, насосов, абсорбирующих кассет и электроники Ц искусственную почку. Жи
знь на стыке природного и человеческого. Какое количество опытов и теори
й, находок и изобретений, настоящих подвигов, подчас самоотверженных, ты
сяч химиков, физиков, электронщиков, металлургов и стеклодувов понадоби
лось долгие годы и века, чтобы продлить и сохранить жизнь Саломеи и многи
м ее обделенным жизненной удачливостью товарищам.
Я все время держу ее в памяти. Раньше, взглянув на часы, я мог точно сказать:
сейчас она стоит за кулисами и ждет выхода, а сейчас поёт арию Далилы, Амне
рис или ведет дуэт с Эскамильо. Взглянем на часы. Одиннадцать часов тридц
ать минут Ц прибавим два на разницу во времени Ц час тридцать. Значит, ва
рит кашу собаке, чтобы остыла до вечера. Сама она в два съест сырник и, поду
мав, все же выпьет полчашки зеленого китайского чаю. Какая мука Ц эконом
ить на питье, не разрешать себе в жаркий день выпить стакан кваса!
Кофе допит, кельнер, блестя глазками, подлетел с привычным блюдечком, на к
отором лежит кассовый чек, и где я оставлю ему два евро за этот самый кофе
плюс чаевые. Не мало ли?
Тут же возник, другой «по-существу» вопрос: во сколько прибывал поезд, на
котором из Берлина приезжали сестры Высоцкие, и во сколько уходил во Фра
нкфурт тот, на котором Пастернак уехал на свидание к влюбленной в него дв
оюродной сестре Ольге. Узнать это, проведя определенные исследования, мо
жно, специалисты знают, что это не праздное любопытство. Ступени, наверно
е, всё же не те, а вот вокзал никуда не сбежал, он на том же самом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86