То есть просил зайти в пику. Шрам дал партнерам поменжеваться. Но только Табурет наконец решился зайти и полувынул из трех одну карту, Сергей расстелил веером три свои карты картинками наружу:– Бура, – В натуре у Шрама состояли король, десятка и туз треф. – Четвертной переписываю с Табурета на Прикуса, как-нибудь разминетесь, – легко подхватился с лавки победитель и повернул голову к отмазанному первоходке. – Ты понял, чем обязан?Просравшие Прикус и Табурет безмолвствовали.– Понял, – завороженно прошептал молодой.– Кстати, как там тебя?– Китай.– Не умеешь, не садись играть, Китай, – зевнул Шрам и побрел обратно. Туда, где продолжали травиться байки. Он и сам не мог понять, зачем спас сопляка. Наверное, луна во всем виновата.А Плафон уже рассказывал за вертухайские шнурки:– Ну, типа, не положено рядовым попкарям в ботинках со шнурками. Только офицерам дозволено. А тут один вертухай пошел к знахарке и говорит, хочу, мол, звание внеочередное. Та, типа, не удивилась, обсыпала ему лысину пеплом и дала пососать лягушечью косточку. И строго-настрого наказала в ночную вахту, когда командиры слиняют, переобуваться в ботиночки со шнурками.Тот так и сделал. А в ночную смену редкий пошарь не прикемарит. Вот и наш под утро примостился на часок подавить харю. А вот знахарка эта совершенно не собиралась попкарю погоны лепить. На самом деле у нее неделю назад с поличным зятя-щипача взяли, а она очень не хотела, чтоб дочка того с зоны ждала. Погубить, типа, зятя старая курва порешила и наворожила на шнурочки. И только притух вертухай, шнурочки сами собой развязались и в щелку уползли искать по камерам ненаглядного зятя.А зятю-то подфартило. Его уже на пересылку отправили. А шнурочки обозлились, ведь не имеют права они наказ ведьмин забастовать. Ползают теперь по камерам и душат дрыхнущих невинных зеков, так что и следов не остается. По одному в месяц. А лепила как бы по тупости диагнозы лажовые ставит – то сердечный приступ, то грыжа, то туберкулез. И главная закавыка – неведомо, на какой крытке это деется. Может, на какой другой, а может, и у нас.«Не спать, только не спать!» – в который раз приструнил себя Сережка Шрамов. Известно, не глупой байки испугавшись, просто она оказалась в жилу.Шрам стал в проходе, несколько раз взмахнул руками, разгоняя спертый воздух и подкрадывающуюся дрему. А за окошком луна. Подглядывает, падла. И что-то неправедное в луне. Распухла, будто брюхо у собравшейся ощениться волчицы… Глава восьмаяРАСКРУТКА Тупая красотка с ногами от плеч,«Смирновская» водка и русская речь.Животная радость – любить и гулять.Чего еще надо от жизни желать? 1 А шрамовские нефтебаксы текли в «угловский» котел стремительным горным потоком. Подследственный Шрамов за один день (а день этот еще не закончен) растранжирил столько, сколько иной за жизнь не заработает. Холить и лелеять должны такого узника, а не мечтать, как прикончить поскорее и побольнее.И в камеру под номером сорок семь (она же ставшая последним домом для Панаса) Сергей пришел не с пустыми руками. Да, именно пришел, а не силком привели и втолкнули. Ходить в гости – пункт в перечне услуг питерского СИЗО, на него имеется свой тариф. Если разобраться, не так уж и дорого стоит это удовольствие. Вот что стоит дорого – срочный заказ. Доплата за срочность умножает в три, а то и пять раз доставляемый товар, и без того нехило умноженный против нормальной цены.Ящика горькой на камерную ораву было негусто, чтобы напиться, но вровень, чтоб помянуть хорошего человека. В память о Панасе камера так же получила коробку бесфильтровых «Родопи».Между прочим, сорок седьмая после отчаливания Шрама жила в безвластии недолго. Как прослышали, что из карцера Шрама перетасовали в другие хоромы, здесь восстановился прежний, дошрамовский статус-кво. Заправлять вновь стали молдаванин Гайдук и Боксер. Зачмырекного парашей губастого Кузю, получившего от Шрама погоняло Губа, у параши, понятное дело, и оставили. Мужика, неудачливого игрока на «просто так», за которого вступился Шрам, Гайдук с Боксером больше не трогали, боялись.Оба предводителя хаты предусмотрительно взлетели со своих мест, когда в сорок седьмой вновь проявился Шрам. Далеко от нагретых нар не отходили, переминались радом, но ничего резкого не затевали. Шрам устроился на шконке Панаса, оттуда раздавал гостинцы, там вел беседы, оттуда послал лично Гайдуку и Боксеру бутылку на двоих. Не стал говорить при этом, мол, «день сегодня такой, не до разборок, кто на стенку выше писает, давайте помянем по-человечески». Нет, пусть принимают гостинец (и остальные в хате тоже) как признание их камерных привилегий. Потому Шрам не только пузырь выделил, а еще и рукой показал, дескать, возвращайтесь на места, я всего лишь в гости завернул.Зачем Шраму враги под кликухами Гайдук и Боксер, когда можно держать их в союзниках? Очень запросто может пригодиться. Тем более, ничего особо непростительного против Шрама эти двое не совершили. Просто полезли, не разобравшись, вступаться за своего чмошного кента. Теперь будут разборчивей при выборе дружбанов.А сейчас Сергей интересовался последним днем своего кореша. Собственно, не столько беспокоило обнаружение часиков в десять утра бездыханно остывшего Панаса (тут ничего особенного: Панаса будили на чифирь, потрясли за плечо, откинули одеяло, вгляделись – окочурился!), сколько раннее утро того дня. Между шестью и семью, когда Сергей еще ставил рекорды в карцере, в камере номер сорок семь начался шмон. Ничего вроде бы странного: камера, до того тихая, небеспокойная, попала ночной шумилкой под надзирательский гнев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84