– Брось-ка их мне назад. Где твоя мать теперь?
– Вернулась в море. И покинула сына, оставив его отцу. Они всегда возвращаются в море.
– И превращаются потом в тюленей.
Хэдд расчистил место на полу и высыпал туда камни. Он посмотрел на них, потом на Йена, потом снова на камни.
– Это волшебство. И как это на тебя подействовало?
– Я скучаю по ней. – Йен произнес эти слова без особого выражения. Боль с годами прошла, и он уже почти не ощущал ее.
Хэдд ничего не заметил. Собрав камни, он положил их снова в мешочек и опустил его в жилетный карман.
– Я все-таки хочу спросить, откуда ты знаешь, что эта девушка любит другого? Потому что ты сын русалки?
– А, ты вот о чем… – Йен с нарочитой небрежностью пожал плечами. – Я могу видеть… что люди чувствуют.
– То есть как – видеть?
Юноша был явно возбужден и заинтересован, но в его поведении не было никаких признаков недоверия, и поэтому Йен рассказал ему.
– Я вижу свет, окружающий людей. Разного цвета свет.
Йен провел ладонью по лицу, принявшему внезапно совсем утомленный вид.
– Меня трудно обмануть.
– А эта молодая леди – какой ты видишь свет вокруг нее?
– Вокруг нее – золотистый ореол, и он усиливается и превращается в сияние, когда к ней приближается человек, которого она любит.
Йен сознавал, что его тон становится все более мрачным и даже каким-то пророческим, но его это уже не беспокоило. Он смотрел на гладкую поверхность камня в своем кольце и думал, видит ли Хэдд, как загорается изнутри лунный камень, когда он прикасается к нему рукой.
– Мне не часто случается видеть такое. Обычно только у супругов, которые давно женаты. Давно и счастливо женаты.
Йен пристально следил за Хэддом, выжидая первого проявления недоверия или насмешки. Но не заметил ничего подобного.
– Понятно. – Хэдду действительно казалось, что он понимает. Во всяком случае, он не собирался дразнить Йена и не смеялся над ним.
– Но почему она тебя не прогонит, если любит другого?
– Она не понимает, что я ухаживаю за ней. – Как было унизительно в этом признаться! – И не осознает, что она любит того человека.
Глава 16.
Мэри, вздрогнув, проснулась. Как это случалось последние четыре дня, она широко раскрытыми глазами неподвижно уставилась в серую предрассветную мглу, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.
Убийца.
Это слово эхом преследовало ее везде. Оно осталось у нее в сознании из ночного кошмара, кошмара, заполненного лакеями, которые обвиняюще указывали на нее пальцем, ожившими трупами, бесконечной дорогой на эшафот, над которым болталась петля виселицы.
Убийца!
Поднявшись с постели, она оделась в темное и на цыпочках подошла к куче записок, подсунутых за ночь ей под дверь. Она подобрала их и, подойдя окну, стала разбирать, пока не нашла ту, которую искала. Ту самую, с простой каплей воска вместо печати. Она уже знала, что в ней написано.
Убийца.
Это слово повторялось в каждой из них. Это единственное слово лишало ее покоя так, как это не могли бы сделать самые пространные обвинения.
Мэри знала, кто писал эти записки. Она его больше не встречала, да в этом и не было нужды. У всех камердинеров в ее кошмарах была та же ухмылка, все они так же являли собой угрозу, как и тот человек, которого она увидела тогда ночью в коридоре. Он преследовал ее.
Бросив взгляд на постель, где спала Джилл, Мэри отперла дверь. После того, как она получила первую записку, она попросила у миссис Бэггот ключ в надежде, что взаперти она сможет спать спокойнее, но она надеялась напрасно.
Мэри уже совсем приготовилась выскользнуть в дверь, когда Джилл громко прошептала:
– Будьте осторожны, мисс Фэрчайлд.
– Постараюсь, – неуверенно ответила Мэри.
Джилл явно не полагалась на здравомыслие своей госпожи. Она постоянно твердила, что блуждать одной по коридорам глупо и безрассудно. После получения первой записки Мэри подумала, что она, быть может, и права. Но она нигде не чувствовала себя в безопасности.
В коридоре она проворно подошла к окну, в алькове сломала печать и развернула листок.
«Убийца.
Семья Бессборо все еще предлагает вознаграждение за поимку. Сотни фунтов достаточно, чтобы купить мое молчание. Я дам знать, где и когда».
Бумага шелестела в дрожащей руке Мэри. Сотня фунтов? Он мог бы с таким же успехом запросить и тысячу. Хотя она и богатая наследница, но денег у нее нет и неизвестно, где их достать. Ловушка вот-вот захлопнется.
Она должна бежать отсюда – немедленно!
В панике она бросилась было обратно к себе в комнату. Резкое движение само по себе привело ее в чувство, вернув способность разумно рассуждать. Такое необдуманное поведение ни к чему не приведет. Если она попытается покинуть Фэрчайлд-Мэнор, Джилл пойдет прямо к леди Валери и все ей расскажет. Леди Валери пошлет за Себастьяном. Себастьян задержит ее и потребует объяснений. Плохо. Совсем плохо.
Мэри прислонилась к стене и в бессилии закрыла глаза. Она в капкане. Она понимала это. Но угрозы, содержащиеся в записках, делали необходимость найти дневник леди Валери еще более настоятельной. Она должна найти этот дневник. Причем как можно быстрее. Найти его и выбраться отсюда.
Ее решимость окрепла, и она немного успокоилась. Опустив записку в свой поместительный карман, она, как обычно, направилась на кухню.
Слуги, конечно, взглянули на нее, когда она вошла, но за последние четыре дня она утвердилась в своем положении. К ней привыкли. Каждое утро, пока они заканчивали свой завтрак и начинали долгие приготовления к предстоящему дню, она была с ними дружелюбна, учтива и ненавязчива. Они по-прежнему настороженно за ней наблюдали, но уже не вели себя так, словно видели в ней пушечное ядро, готовое вот-вот разорваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95