Фигура полковника излучала такую внутреннюю энергию, что он казался слишком крупным для замкнутого пространства комнаты.
— Я также слышал, милорд, что прозвище «Фиалка» связано с ее внешностью, — отважился подать голос адъютант. — Я так понимаю, что она похожа на цветок.
— Боже милостивый, дружище! — Презрительный смех полковника раскатился по мрачной комнате. — Да она безжалостная, всегда готовая на убийство интриганка и, если у нее является такая прихоть, предлагает за плату свои сомнительные услуги партизанам.
Адъютант смутился, но майор оживленно вступил в дискуссию.
— Нет, Сент-Саймон, парень прав. Я тоже об этом слышал. Говорят, она так миниатюрна, что кажется, ее может унести от одного вздоха.
— Тогда ей долго не продержаться. Как только полковник Корнише начнет над ней дышать, ей конец, — объявил Веллингтон. — Он порочный, надменный негодяи и обожает допросы. Нельзя терять время. Джулиан, вы сумеете ее захватить?
— С удовольствием. Будет приятно лишить Корнише его добычи. — Сент-Саймон не скрывал своей радости. Задача его вдохновляла. От возбуждения он уже не мог устоять на месте, и шпоры на его сапогах зазвенели.
— Отчего бы в самом деле не положить конец играм этой скромной Фиалочки? Она слишком увлеклась, обогащаясь за наш счет.
Его аристократические черты исказились гримасой отвращения. Джулиан Сент-Саймон не терпел наемников.
— Со мной поедут двадцать человек.
— Хватит ли их для того, чтобы взять штурмом целый лагерь? — спросил майор.
— Да я и не собираюсь его штурмовать, друг мой, — сказал с улыбкой полковник. — Если хотите знать мое мнение, то самое подходящее для нас — это маленькая партизанская война.
— В таком случае отправляйтесь, Джулиан. — Веллингтон протянул ему руку. — И привезите этот цветочек, чтобы мы сами могли пооборвать его лепестки.
— Я доставлю ее сюда через пять дней, сэр. Полковник вышел из комнаты, и потоки энергии, казалось, как вихри, устремились за ним вслед.
Срок в пять дней, назначенный полковником, не был пустой похвальбой, и главнокомандующий знал это. Джулиану Сент-Саймону уже исполнилось двадцать восемь, из которых десять лет он был кадровым военным, известным как своими неортодоксальными методами ведения войны, так и неизменно успешными результатами. Считалось непреложной истиной, и об этом знали все офицеры, что полковник никогда не отступал от поставленной задачи и его люди готовы следовать за ним хоть в ад, если он их позовет.
Французский аванпост представлял собой нагромождение деревянных хижин в небольшом лесочке возле стен Оливенцы. Со свинцового неба лил дождь, с веток деревьев капало, полотняные палатки промокли насквозь, и безжалостные потоки воды низвергались на землю между деревянными перекладинами хижин.
Фиалка, она же Виолетта, нареченная при рождении именем Тэмсин, дочь Сесили Пенхэллан и Эль Барона, сидела, скорчившись, на мокром земляном полу в углу одной из хижин. Шею ее охватывал плетеный кожаный ошейник, крепившийся с помощью веревки к стене. Тэмсин попробовала отодвинуться от непрестанно стекавшей по желобку в перекладине воды, струившейся вдоль ее спины и насквозь промочившей рубашку.
Она замерзла и была голодна, промокла, ноги начало сводить судорогами, но глаза оставались такими же зоркими, как и прежде и в них светился ум, а уши ловили обрывки тихой беседы, едва различимой за барабанной дробью дождя. Корнише и два его товарища-офицера сидели за столом в центре хижины. У нее аж слюнки потекли от запахов чесночной колбасы и зрелого сыра. Офицеры откупорили бутылку, и ей показалось, что она ощущает терпкий вкус местного вина. От голода к горлу подкатывала тошнота.
В таком положении Тэмсин находилась уже два дня. Сегодня рано утром ей в угол бросили половину каравая. Хлеб упал в грязь, но она отряхнула его и с жадностью съела, потом запрокинула голову и подставила губы под струю дождевой воды, стекавшей сверху. В воде по крайней мере недостатка не было, и от жажды она бы не страдала. Пока что она страдала главным образом от неудобства и унижения.
Но немножко унижения и чуть-чуть неудобств ее не пугали. Тэмсин вспоминала голос Барона, говорившего ей: «Девочка, ты должна знать, что можно вытерпеть, а чего нельзя, за что следует сражаться, а что того не стоит».
Но когда же закончится то, «что можно вытерпеть»? Когда они примутся за нее всерьез? Конечно, она просто могла бы уступить им сразу, возможно, даже могла бы назначить за «уступки» свою цену. Но это была как раз та битва, которую стоило вести. Она не станет помогать французам, предавая партизан, — отец бы ей никогда этого не простил! Так когда же они примутся за нее?
Как бы отвечая на невысказанный вопрос, полковник Корнише поднялся с места и танцующей походкой направился к ней. Он смотрел на нее сверху, поглаживая кудрявые нафабренные усы, едва прикрывавшие тонкогубый жесткий рот. Тэмсин встретила его взгляд, стараясь, насколько могла, не показывать страха.
— Eh bien, — сказал он. — Теперь, я надеюсь, ты со мной поговоришь.
— О чем? — откликнулась она. Во рту пересохло, несмотря на холод и сырость, казалось жарко, ее лихорадило. Дочь Эль Барона не была трусихой, но любой бы страшился того, что предстояло ей.
— Не испытывай мое терпение, — сказал он почти приветливо. — Мы можем обойтись без боли, а можем и не обойтись. Для меня это не имеет значения.
Тэмсин скрестила руки на груди, прислонилась головой к стене и прикрыла глаза, уже не обращая внимания на бесконечно текущую за воротник воду.
Внезапно веревка, прикрепленная к кожаному воротнику, натянулась, и ее рывком подняли на ноги, ошейник надавил на горло, и, когда веревку снова дернули вверх, Тэмсин пришлось подняться на цыпочки, чтобы не задохнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137