– Да, в телепостановке, в Нью-Йорке. А я предложу ей новехонький спектакль. Кошка-Мэгги будто для нее написана.
– Да, и театр неплохой. Она играла там в «Аплодисментах» после того, как Лорен Бэкол ушла из театра. В Лондоне ее обожают, публика готова смотреть на нее даже в «Алисе в Стране чудес». Так что спектакль наверняка будет гвоздем сезона.
– Самое главное – мы изолируем ее от прессы. Так что если ее задумка провалится, никто ничего не узнает.
– Мне казалось, ты вообще не одобряешь эту затею.
– Так и есть. Это чистое безумие. Но я не могу бросить ее на произвол судьбы. Кроме того, когда она дергает за поводок, меня спасают мускулы – я в более выгодном положении, чем ты. И мне бы хотелось, чтобы ты приглядела за ней в мое отсутствие. Черт знает, насколько я пропаду в этих поисках. Кстати, помоги мне разыскать архив, где хранятся акты усыновления-удочерения. Раньше он располагался в Сомерсет-хаус, но, кажется, куда-то переехал…
– Ты собираешься выяснить у нее детали – кто, как, где, когда?
– А то с чего же начинать-то?
Конни покачала головой.
– Я всегда подозревала, что у Мэгги есть какая-то тайна, но мне в голову не приходило, что это может быть незаконнорожденное дитя. Какая банальная история! Мне казалось, у Мэгги тайна должна быть необыкновенная – убийство, шантаж, в общем, нечто жуткое. А оказывается, наша Мэгги – заурядная падшая женщина. – Конни шумно вздохнула. – Вот так и гибнут идеалы.
– Я вспомнил, что произошло в тот год, когда Мэгги забеременела: 1963-й. Это был тот самый год, когда, согласно Филипу Ларкину, началась сексуальная революция.
– Валяй дальше.
– Только что цензура разрешила «Любовника леди Чаттерли». И состоялись первые концерты «Битлз».
– Про «Битлз» и леди Чаттерли я слыхала, а кто такой этот Филип Ларкин? – Конни удивленно подняла брови. – А, конечно. Совсем забыла: ты же у нас колледж окончил. А я только среднюю школу. В семнадцать лет я ездила с бродячей труппой. Но это было не в 1963-м, а в 1953-м. А ты что делал в 1963-м?
– В школе учился. Мне было десять лет.
Конни оперлась подбородком на руку.
– И что?
– Это было в Пасадене, штат Калифорния. Там было здорово.
– Я бывала в Пасадене. В пятидесятых.
– Интересно, где была в этом году Мэгги. Она ведь не сказала, заметила?
– Я же говорила, в ее жизни был какой-то мерзавец…
– Возможно…
– Без всяких сомнений! И эта рана до сих пор не зажила.
– Ерунда, – вяло отозвался Барт.
– Клянусь!
– Спорим?
– Ставлю тысячу девятьсот шестьдесят три доллара!
– Идет!
Они пожали друг другу руки.
– А теперь поди и спроси у нее самой, – сказала Конни.
4
За долгую артистическую карьеру Мэгги Кендал пришлось ответить на массу вопросов. Но в то воскресное утро в июле 1963 года, когда она проснулась в незнакомой комнате, рядом с чужим человеком, оттеснившим ее на край продавленной кровати, при тусклом свете, просачивавшемся сквозь мутные стекла, она в отчаянии задала вопрос самой себе: что я здесь делаю?
Спасаюсь бегством, был немедленный ответ. Так что нечего хныкать. Надо быть благодарной. Но тут она подумала, что принесет ей новый день, может быть, встречу с полицией? И она закусила губу. Она почувствовала себя на краю пропасти, которой ее так часто стращали. Пропасти, полной пропащих душ, как говорили родители. И она почувствовала себя пропащей душой.
Эти люди, проявившие к ней неожиданную доброту, все же были чужими. И весь город кишит чужими. А она – беглянка. Обратиться ей не к кому. Мисс Финли как в воду канула. Мисс Кендал далеко. Так что единственное, что ей остается, – притаиться пока здесь. Если разрешат.
Она взглянула на будильник. Девять. По меркам ее предыдущей жизни поздно. Ее мать считала, что всякий, кто поднимался с постели после семи, был лентяем. В доме было тихо. Не спалось только Мэгги. Она жаворонок. Как откроет глаза – все. Она осторожно выскользнула из постели, взяла халат и тапки – тоже подарок мисс Кендал – и тихонько спустилась вниз. Поставила чайник и заварила чай.
Сидя за столом с чашкой чая, она пыталась обдумать план на будущее. Вдруг отворилась дверь и на пороге появились двое ребятишек в замызганных свитерах и штанишках.
– Привет, – сказала Мэгги.
– А ты кто? – спросила девочка, которая, видно, была посмелее. В ее словах звучало не удивление, а любопытство.
– Я Мэгги. Подружка Дорри.
– А!
Удовлетворившись ответом, они подошли к столу, и девочка, ей было лет десять, взяла пару чашек, налила чаю, добавила молока и сахару. Потом придвинула стулья, подала одну чашку брату, другую взяла себе и с надеждой спросила:
– А ты завтрак готовишь?
– Может, мама приготовит или Дорри?
Девочка поглядела на нее так, будто хотела сказать: «Ты что, с луны свалилась?»
– А что бы вам хотелось на завтрак?
– Яичницу с ветчиной.
– А где у вас продукты?
Девочка хихикнула. Братец, пока не проронивший ни звука, тоже.
– Да нет никаких продуктов! Как говорит мама, одно дело – что ты хочешь, другое – что получаешь.
Мэгги, чутко воспринимавшая токи, исходящие от других, среагировала мгновенно.
– Тут где-нибудь поблизости есть магазинчик?
Девочка кивнула.
– Там можно купить продукты?
Она кивнула еще раз.
– Тогда иди оденься и проводишь меня, мы купим и ветчину, и яйца.
Девочка подхватила братца, и они быстро исчезли за дверью. Мэгги проверила содержимое буфета и полок. Пусто. Банка консервированных бобов, еще одна – с горошком, полбанки сливового джема, пачка маргарина – вот и все. Еще удалось найти полбатона белого хлеба. В ящике за окном с полкило сосисок. Это мы трогать не будем, решила она. Потраченные пара шиллингов могут оказать ей более ценную службу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121