У ветерана щит был матовый. Всеслав ударил. Попал, разумеется, по щиту. Вновь ударил. Пам! – отозвался пластиковый щит. И тут же Всеслав едва не получил удар по голове – в последний миг успел отшатнуться. Пам! – вновь отозвался вовремя подставленный щит.
Да что ж это такое! Всеслав попытался ударить по ногам.
– П-пам! – грохнул тупой меч по пластиковому шлему Всеслава.
И следом, как приговор, короткий окрик Диогена:
– Достаточно.
– Это случайность! – крикнул Всеслав ланисте.
– Не сомневаюсь. – Диоген повернулся к нему спиной, давая понять, что разговор закончен.
Всеслав выбежал назад в экседру взбешённый, все ещё сжимая в руке свой тупой меч.
– Я же могу! Могу драться! Лучше других! – заорал он и рубанул пустоту. – Ну, кто хочет со мной потягаться, а?
– Погоди до завтра, – хмыкнул Сократ. – А дома потренируйся. Попрыгай на скакалке. Помогает. Очень помогает, советую.
– Прекрати издеваться! – Всеслав был взбешён.
– Я серьёзно. Вон, хоть у Марка Аврелия спроси.
– Скорость реакции – прежде всего, – отозвался Элий.
– Какая же может быть скорость при твоей хромоте?!
Элий не ответил. Сделал шаг назад. И вдруг подпрыгнул в воздух и нанёс два удара ногами по воображаемому противнику. У Всеслава отвисла челюсть. Он сам, при всех своих физических данных, ничего подобного не умел.
– Как это у тебя получилось? – выдохнул юноша.
– Мне кажется, будет честным предупредить, что моя хромота не делает меня слабее, – только и ответил Элий.
– Невероятно… – прошептал Всеслав.
Ярость его давно прошла. Но внутри остался какой-то противный свербящий комочек.
Всеслав подался вперёд и зашептал:
– Научи меня драться. Я ведь не учился в гладиаторской школе. Так, немного позанимался в одном месте, потом в другом. Меня же убьют. В первом бою. Научи, а?
Римлянин пожал плечами:
– За день? – Он решил, что Всеслав неудачно шутит.
– А что такого? Покажи какой-нибудь особый приём и…
– Всеслав, это не смешно.
– Что мне делать?
– Откажись. Расторгни договор.
– Ни за что! – Всеслав отвернулся. Убьют – и не будет больше ни побед, ни ошибок. Убьют – значит, Оккатор победил. Значит, так и надо.
– Ты воевал? – спросил Перегрин.
– Я, как идиот, потащился на Калку. – Всеслав рассмеялся кратким смешком. – Понимал, что не надо, что ничего не выйдет. И все же пошёл. Надеялся на чудо. Ведь кому-то везёт, так?
– Тебе повезло, что ты не погиб, – сказал Перегрин и добавил после заметной паузы: – И не попал в плен.
– Это точно, – согласился Всеслав. – Рок сильнее богов, ну а людей – подавно. Это рок нас ведёт. Заставит – станешь рабом и будешь ползать на коленях. Прикажет – выйдешь на арену гладиатором. И с этим ничего не сделаешь. Ну разве что как тот германец, о котором писал Сенека. Всадить себе палку в горло и умереть, лишь бы не идти на арену на потеху толпы. Вот и весь выбор нашей жизни.
– Сколько же тебе лет, Всеслав?
– Двадцать три.
– Откуда ж такой мрачный взгляд на жизнь? – Элий улыбнулся. Парень этот ему нравился и одновременно вызывал неприязнь. Он как будто двоился…
– Неудачник я, – сокрушённо проговорил Всеслав.
– И в чем же твоя неудача?
Всеслав огляделся (не слышит ли кто) и сказал шёпотом:
– Больно мне. Сердце разрывается. Я гладиатор, но не буду исполнять желания. Никогда. Как другие исполняли. Им повезло. А мне – нет. Не успел. Та, настоящая арена кончилась, – Всеслав говорил это, все больше злясь неведомо на кого – то ли на друга своего Перегрина, то ли на себя.
– Кто сказал тебе такую чушь? Если гладиатор сражается на арене, он должен исполнять желания. Иначе он становится убийцей. Это закон, и другого я не знаю.
– Исполнять желания? Ха-ха… «Людям не стало бы лучше, если бы исполнились все их желания», – процитировал Всеслав Гераклита и самодовольно усмехнулся – ему самому очень понравилось, как он ловко ввернул цитату. – Впрочем, нынче желания не исполняются. Странно… прежде гладиаторы исполняли на арене желания и не убивали ради этого. А мы ничего не будем исполнять, но прикончим друг друга.
– Ты собираешься убивать? Ты хочешь убивать? – живо спросил Элий.
Всеслав скривил губы:
– Я могу.
– Ты очень хотел поступить в Академию художеств?
– Теперь не помню… Кажется, очень. Знаешь, у художников есть такое правило… Когда картину пишешь, сначала надо широко раскрытым взглядом смотреть – распахнуть глаза и как бы весь мир обнимать. «Коровий» взгляд называется. А потом прищуриться и всякие мелочи замечать. Так вот и в жизни так: каждодневно зрение своё меняй – то весь мир взглядом охватывай, то мелочи примечай.
Всеслав сразу заметил, что этими словами он римлянина поразил. Тот долго молчал, а потом спросил как-то очень серьёзно:
– А ты бы смог вынести такое испытание, какое другим не под силу? Совершенно немыслимое.
Всеслав растерялся на секунду. Хотел даже пошутить. Но вместо шутки ответил почему-то шёпотом:
– Я не очень сильный. То есть могу… Но не больше других. – Стало вдруг стыдно за то, что он такой средний, ничем не замечательный. – Вообще-то я Рим люблю, – пробормотал он торопливо. – Больше всего на свете. Меня даже Филоромеем прозвали.
Вот если бы они с Перегрином стали друзьями, тогда бы… О, тогда бы Всеслав такое смог!
– Перегрин, я рад, что ты оказался у нас в Северной Пальмире, – сказал Всеслав почти торжественно. – Без тебя я не знаю что бы делал. И помни: моё истинное прозвище – Филоромей.
А в груди, в том месте, где раньше он чувствовал согревающий жар, вдруг сделалось пусто и холодно, будто Всеслав проглотил кусок льда.

III

Всеслав вышел из школы, не дожидаясь остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18