— Мы целых две недели пытались до вас дозвониться.
— Меня не было в городе, — ответил Ромстед. — Я вернулся только вчера вечером.
— Я знаю. Мы раздобыли адрес у адвоката вашего отца, но ваш телефон не отвечал. Тогда мы попросили полицию Сан-Франциско проверить вашу квартиру. Домовладелец сказал, что понятия не имеет, где вы пропадаете. В бумагах Краудера значится, что вы были на каком-то корабле. Вы тоже моряк?
— Нет, — покачал головой Ромстед. — У моего друга моторная яхта, и мы перегоняли ее в Сан-Диего. Я прилетел в Сан-Франциско вчера вечером, и ваше сообщение дожидалось меня вместе с остальной почтой.
— Значит, в то время, когда произошло убийство, вы находились в море?
— Если это случилось две недели назад, то мы были вблизи мыса Сан-Лукас.
— Где это?
— Южная оконечность Калифорнийского залива.
— Понятно. А чем вы зарабатываете на жизнь?
— В данный момент — ничем. Последние двенадцать лет я провел в Центральной Америке, но месяца четыре назад продал свое дело.
— Какое дело?
— Лодки. У меня в Коста-Рике была дистрибьютерная фирма по продаже моторных лодок и яхт — для рыбаков, путешественников и просто желающих приятно провести время.
— А когда вы в последний раз видели отца?
— Примерно четыре года назад. Я приезжал в Южную Калифорнию на фабрику, а его корабль стоял в Лонг-Бич. Я поднялся на борт, и мы немного выпили.
— Похоже, вы оба жили совершенно независимо друг от друга, не так ли? Вы знали, что у него в Сан-Франциско есть квартира?
Ромстед печально улыбнулся:
— До вчерашнего разговора с Краудером я даже не знал, что он вышел в отставку. Я написал ему на адрес пароходной компании, когда продал дело и вернулся в Сан-Франциско, надеюсь, они передали письмо. Сам он почти не писал, пару раз в год я получал от него открытки — вот и вся переписка… Но как все произошло? У вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто это мог сделать?
— Нет. Мы надеялись, что вы нам поможете, но раз вы не поддерживали с ним близких отношений…
— А как с опознанием тела?
— Никаких проблем. — Брубейкер раздраженно махнул рукой. — Откуда им, к черту, быть — в этом городе не так много мужчин шести футов пяти дюймов роста с белыми как снег волосами. К тому же все документы находились при нем, в бумажнике. На всякий случай можете удостовериться сами. — Он выложил на стол две большие глянцевые фотографии.
Мысленно подбодрив себя, Ромстед поднес их к глазам. Первая запечатлела человека, лежащего на спине на куче грязного хлама: пустых бутылок, газет, журналов, безголовых кукол, ржавых банок, а прямо над спутанной гривой седых волос убитого валялась выпотрошенная диванная подушка и полуистлевшие ботинки. Это был его отец. В темном костюме, светлой рубашке и галстуке, лодыжки стянуты коротким куском веревки, заломленные за спину руки, по-видимому, тоже связаны. Никаких видимых следов насилия. Вот только лицо густо запорошено каким-то белым порошком.
Второй снимок был сделан с более близкого расстояния, он изображал увеличенную голову и плечи — в том же положении и на том же месте. Открытые глаза невидяще уставились вверх с тем недоуменным и затуманенным выражением, какое бывает только у мертвецов. Широко распахнутый рот, по всей видимости, нарочно растянули, чтобы доверху набить порошком. Порошок походил на муку или сахарную пудру. Он же был в ноздрях, на подбородке и по обе стороны от лица на земле. Ромстед сложил снимки вместе и вернул обратно.
— Это он. Но что за гадость у него во рту?
— Лактоза, — ответил Брубейкер. — Мы сделали анализ.
— Лактоза?
— По-другому — молочный сахар.
— Но зачем? Проделки какого-то психопата.
— О, тут как раз все очень даже понятно. Странно только, почему этот намек сделан специально для нас? Мы всего лишь провинциальная полиция.
— Кажется, я вас не понимаю, — сказал Ромстед.
— Разве вы не знаете, для чего используют лактозу?
— Нет, — начал было Ромстед. Потом вдруг неясная догадка мелькнула у него в голове. — О Господи!
— Вот именно. Чтобы разбавлять героин. Похоже, ваш отец пытался кого-то наколоть, но не на тех нарвался.
— Черт побери, что за бредовая идея? Он никогда в жизни не прикасался к этой дряни. Он был шкипером.
— Это мне известно. Но сколько вы знаете отставных моряков или вообще людей, живших на одно жалованье, которые накопили миллион долларов?
Глава 2
Ромстед недоверчиво уставился не него:
— Миллион долларов? У него и в помине не было таких денег.
— Похоже, вы совсем ничего не знаете о своем отце.
— О, я полагаю, к пенсии он был очень неплохо обеспечен, но вовсе не в таких размерах, как вы говорите.
— Ну так слушайте! — вынув из папки лист бумаги, Брубейкер пробежался по нему глазами в поисках нужного места. — Двенадцатого июля, всего за два дня до того, как его выбросили на городскую свалку, Гуннар Ромстед приходил в свой банк на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско и снял со счета двести пятьдесят тысяч долларов…
— Что?!
— Наличными. Сказал, что они необходимы ему для заключения сделки. А теперь пораскиньте мозгами и ответьте, для какой такой сделки требуются наличные?
Ромстед вздохнул:
— Черт возьми, все это выглядит по меньшей мере странно, но продолжайте.
— Вот именно. Четырнадцатого июля, рано утром, его тело обнаружили двое рабочих с мусоровоза. Там сначала побывали наши ребята, потом вызвали окружного коронера. Бумажник вашего отца со всеми документами и полусотней долларов наличными лежал в одном из внутренних карманов его пиджака. Ноги были стреножены веревкой, позволявшей ему передвигаться, но не бежать, а руки скручены за спиной двухдюймовой липкой лентой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9