А юноша сказал такое, от чего не только султан, даже царевна Будур и та раскрыла рот. Вот что он сказал:
– Я хотел бы, чтобы на тебя в пустыне напал лев и я тебя спас!.. И чтобы весь Багдад загорелся и я тебя вытащил из огня!.. И чтобы – землетрясение! И все провалились! И остались только ты и я!
При этих словах он коснулся руки царевны, Будур ахнула:
– Царевну нельзя брать за руку!
– Но я уже взял…
Вспыхнув, царевна вырвала руку.
Стражники, стоявшие в отдалении, выхватили мечи.
А султан завопил:
– Неслыханная дерзость! Отрубить ему голову!
Стражники бросились на Аладдина. Еще мгновение – и юноша и его голова расстались бы друг с другом.
Но тут магрибинец, приподнявшись на локте, швырнул порошок из второго мешочка и воскликнул:
– О порошок, отшиби у них память на целых полчаса!
Всех мгновенно окутало облако черного дыма. А когда дым рассеялся, все совершенно забыли про Аладдина – такое свойство было у порошка: забыли на целых полчаса.
Султан сказал:
– Чего мы стоим?
И царевна сказала:
– А правда, чего мы стоим?
Евнухи подняли ее носилки с балдахином. Султан влез на коня. Шествие двинулось дальше.
Но жители Багдада продолжали лежать. И лежали бы, наверное, еще целых полчаса, если бы не тот крошечный старичок из кофейни. Как вы догадываетесь, у него нельзя было отшибить память, потому что памяти у него просто-напросто не было. Поправив тюрбан, съехавший набок, он сказал:
– Вставайте! Чего вы лежите?
И жители Багдада стали подниматься, отряхивая халаты и бороды.
Только Аладдин стоял как потерянный, глядя вслед царевне.
– А ты чего? – сказал старичок, в недоумении ткнув Аладдина палкой.
И Аладдин сорвался с места и побежал.
За ним как тень последовал чужеземец в магрибской одежде.

* * *

Ну, а теперь отдохнем от приключений и тихо посидим во дворике Аладдина. Это дворик как дворик. На заборе стоит коза, глядя вдаль зелеными глазами. По веткам тутового дерева прыгают воробьи, а на его макушке чистит клюв аист, высовывая голову из гнезда.
Под деревом на старой циновке сидели мать Аладдина и сторож Абд аль-Кадир. Радом с ним лежала колотушка, отдыхая после ночных странствий. Каждое утро Абд аль-Кадир приходил сюда выпить чашку козьего молока, а также дать мудрый житейский совет.
Мать жаловалась на сына:
– …Вместо того чтобы учиться делу его отца, его деда и прадеда, он читает сказки! Как будто он сын султана!
И всхлипнула, показав сторожу потрепанную книжку с картинками.
Абд аль-Кадир сказал:
– Твой муж, да почтится его память, был моим лучшим другом. Когда Азраил унес его душу, я дал клятву, что не оставлю Аладдина и сделаю его человеком…
Мать зарыдала:
– А он все читает и читает!..
– Его отец тоже умел читать, – сказал Абд аль-Кадир. – Но искусством чтения он овладел, когда ему сделалось сорок два года. А у меня такая большая семья, – гордо добавил старик, – что я до сих пор не знаю букв.
С грохотом распахнулась калитка, и вбежал Аладдин. Он долго не мог отдышаться. А когда смог – сказал:
– Я держал за руку царевну Будур!
Мать посмотрела на Абд аль-Кадира:
– Это что-то новое. Вчера он сказал, что летал на драконе.
– Клянусь! Я держал ее за руку! – сияя, воскликнул Аладдин.
– Что мне с ним делать? – горестно вздохнула мать.
Сторож взял в руки колотушку, опять положил. И сказал:
– Твой отец всю жизнь делал кувшины, а не летал на драконах. И он женился на достойной женщине – твоей матери…
Но Аладдин, как видно, все еще держал за руку царевну Будур.
– Я слышал, что царевнам надо дарить рубины и изумруды…
– Какие рубины и изумруды?! Опомнись! – поразился старик.
И старая Зубейда опять запричитала:
– Нет, он не хочет слушать, когда говорят старшие… Он хочет быть нищим!
– И он будет нищим! – подтвердил Абд аль-Кадир.
И надо же случиться такому – едва он произнес эти слова, как в калитку постучали. И во дворик шагнул человек с подносом на голове и громко спросил:
– Не здесь ли живет избранник счастья и хан удачи Аладдин?
Зубейда прошептала:
– Аладдин… Мой сын…
Посыльный опустил к ногам Аладдина поднос, уставленный яствами. На нем были миндаль, и рахат-лукум, и фисташки, и халва, и всякие диковинные плоды.
– Это посылает тебе твой дядя, – сказал посыльный.
Мать робко сказала:
– У него никогда не было дяди…
Посыльный ничего не ответил и ушел.
Все молчали, глядя с опаскою на поднос.
– Наверно, это стоит сорок дирхемов, – почтительно сказал сторож.
Аладдин протянул руку – взять кусочек халвы. Мать ударила его по руке.
– Никакого дяди у тебя нет и никогда не было! Они перепутали! Сейчас за этим придут, и надо, чтобы все было цело.
Калитка распахнулась опять, и вошли еще двое посыльных. У одного в руках был кальян чеканной работы и дамасская сабля, осыпанная бирюзой, у другого – тюк шелковых материй и связка туфель с загнутыми концами:

– Здесь ли живет Аладдин, сын Али аль-Маруфа?
Старик и мать, потрясенные, молчали. Аладдин весело спросил:
– От дяди?
– От дяди! – сказали посыльные, сложили дары к его ногам и ушли.
– Что это? – жалобно спросила Зубейда у сторожа.
Тот долго думал, переводя озабоченный взгляд с кальяна на саблю, с сабли на козу, и наконец остановил взгляд на Аладдине:
– А может, у него правда есть дядя?
– Никогда не было – твердо сказала мать.
В это время над забором появилась голова верблюда и черный горб. Верблюд загадочно глядел на Аладдина.
Калитка распахнулась, в нее вошел чужеземец в магрибской одежде. На его лице была маска необычайной сладости.
– Где мой брат Али аль-Маруф? – вскричал он и раскрыл объятия, пытаясь в них заключить Абд аль-Кадира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19