Для «кембриджского платоника» Генри Мора, к примеру, все аспекты реальности были взаимосвязанными, образуя единую всеохватывающую общность, подобную тканому полотну. Для того чтобы постичь эту общность, наука тоже должна быть единой. Все дисциплины связаны между собой точно так же, как и реальность, которую они изучают, все отрасли знания по сути своей связаны друг с другом, перетекают друг в друга, питают и обогащают друг друга. Чтобы проникнуть в тайны человеческого тела, следует постичь природу космоса, в который помещено это тело и составной частью которого оно является, а также понять природу человеческого сознания и человеческой души. Человек воспринимался Мором как организм, представляющий собой, если можно так выразиться, одну клетку более крупного организма. Другими словами, это микрокосм, в котором отражается весь макрокосм. Так называемый «всесторонний подход к проблеме», который в настоящее время провозглашается революционным, являлся нормой для герметической философии.
Противником герметических традиций выступало их же неблагодарное дитя – рационализм, эмпирическая методология, научный материализм Бэкона и Декарта. Уступив этому новому взгляду, старое герметическое единство было расчленено и рассечено на большое количество – причем их число постоянно росло – более мелких составляющих, каждая из которых стала отдельной и независимой дисциплиной, отдельной и независимой областью исследований. Сферы знаний, которые раньше представлялись лужами, теперь превратились в бездонные колодцы или бассейны, в которые исследователь мог погрузиться на всю жизнь – а нередко и утонуть. Связь между различными областями исследований становилась все более слабой, а часто исчезала совсем. Концепция энциклопедических знаний эпохи Возрождения уступила место специализации, когда каждая наука все больше и больше обособлялась от остальных. Интеграция сменилась фрагментацией. Синтез уступил место анализу – причем этот анализ был до такой степени опьянен своими возможностями препарирования, что потерял способность собрать вместе все, что он разобрал на части. На место организма пришел механизм. Мироздание постепенно приобретало облик некой машины, огромного хитрого механизма, похожего на часовой. Этот механизм был создан Божественным архитектором или Божественным инженером, а затем оставлен работать автоматически в соответствии с заложенными в него принципами. Человека стали рассматривать с такой же механистической точки зрения – просто как совокупность деталей, многие из которых, как покрышки или ремни вентилятора в современном автомобиле, подлежали замене.
В конце семнадцатого и в начале восемнадцатого века один человек – выдающаяся во всех отношениях личность – сделал попытку примирить герметизм и картезианство. Этим человеком был сэр Исаак Ньютон. В настоящее время Ньютона считают ученым, одним из отцов-основателей современной науки. Однако сам Ньютон непременно возмутился бы подобным определением и с жаром отверг бы его. Ньютон считал себя не просто «натурфилософом» – то есть ученым, – но и философом в более широком и традиционном понимании этого слова, то есть «любителем мудрости». Его философия имела явную герметическую направленность, а науку он считал просто «философией природы». Научные достижения, с которыми сегодня ассоциируется имя Ньютона, составляли лишь часть – причем для него самого менее важную – работы, которой он посвятил жизнь. Даже по объему его научные труды уступают другим, более разнообразным работам: алхимическим трактатам, пророчествам, богословским размышлениям, исследованиям возможной архитектуры и размеров Храма Соломона, генеалогии ветхозаветных царей Израиля. По словам одного из современных биографов ученого, «наблюдается любопытная аномалия – исследования Ньютона в области астрономии, оптики и математики занимали лишь небольшую часть его времени. На самом деле большая часть его недюжинных способностей была направлена на изучение истории церкви, теологии, „хронологии древних царств“, на предсказания и алхимию» Dobbs, The Foundations of Newton's Alchemy, стр. 6.

.
Для Ньютона, как для Агриппы и Парацельса, философия включала в себя весь спектр человеческого знания и человеческой деятельности, а чистая наука, в которую он внес такой весомый вклад, существовала в более широком и всеобъемлющем контексте. Вырвать ее из этого контекста и изучать как самостоятельную дисциплину – такая позиция в глазах Ньютона была бы глупостью, ошибкой и заслуживающим осуждения искажением великой истины, к которой он стремился.
Однако в реальности именно так и случилось. Если сам Ньютон придерживался герметической ориентации, подчеркивая взаимосвязь и взаимозависимость всех вещей, то его последователи и ученики были картезианцами, опьяненными методологией анализа, которая становилась все более рационалистической, ограниченной и несовместимой с общим подходом их учителя. Им даже удалось замолчать все аспекты его деятельности, которые не соответствовали новой научной «респектабельности». После смерти Ньютона в 1727 году все его ненаучные труды – включая работы по алхимии объемом в 650 тысяч слов, написанные им собственноручно, – были помечены «не для печати» и хранились в тайне Там же, стр. 12.

.
Эти работы стали доступны широкой публике лишь два столетия спустя. В 1936 году наследники Ньютона выставили неопубликованные работы ученого на аукционе «Сотбис». 121 лот относился к алхимии и философии герметизма. В каталоге аукциона присутствует также обширная библиотека книг по алхимии и герметизму, многие из которых снабжены многочисленными пометками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153