— При этом лопатки актера невольно дрогнули, но небо у него за спиной оставалось синим и безоблачным. — Да, как сказал бы мой друг поэт, десница ваша сбережет покой невинных.Я живенько зааплодировал, испугавшись, как бы за этим монологом не последовал еще один. Густые брови Эшберри слегка приподнялись, он вежливо поклонился.— Всегда надо заканчивать прежде, чем публике надоест слушать, — хохотнул актер. — Да будет так? Разрешите войти?— Как я понимаю, у меня нет ни единого шанса не впустить вас в дом, — угрюмо буркнул я, когда незваные гости протиснулись в прихожую.К тому моменту, когда я запер входную дверь и вернулся в гостиную, оба уже восседали на высоких табуретах возле бара. Чего они ждут, было нетрудно догадаться. “Ну и ладно, — подумал я, — в конце концов, одиннадцать уже пробило, а все мои синяки и ссадины чертовски нуждаются в бальзаме”.И я решительно направился к бару. Гости отреагировали мгновенно.— Водка со льдом, — прогудел Эшберри, — льда немного.— Мартини! — блаженно заулыбался Толбот. — Вермута можно не добавлять.Я налил им два огромных бокала, а себе — немного бурбона со льдом. Служители искусства церемонно подняли бокалы.— Салют! — произнес Толбот.— Ваше здоровье! — забасил Эшберри. Содержимое бокалов исчезло, пока я любовался кадыками на задранных кверху шеях. Два пустых бокала звякнули о доску бара, две выжидательные улыбки вновь обратились ко мне. Я умею признавать поражение, поэтому без разговоров придвинул бутылку с джином поэту, а водку — актеру.— Наливайте сами, — сказал я уже после того, как они это сделали.— Мы пришли, — заговорив Брюс Толбот, уничтожив вторую порцию, — пролить свет...— Вы, сэр, специалист, — загудел Эшберри, — вот почему мы явились к вам.По выражению его глаз я понял, что актер ждет очередного взрыва аплодисментов.— Джентльмены, — вкрадчиво заметил я, — почему бы вам просто не объяснить мне, в чем дело?— Мы были оклеветаны! — начал Толбот.— Нет, убиты! — выкрикнул Эшберри.— ..Глупым невеждой, которому хватает наглости называть себя управляющим делами! Толбот визгливо захохотал:— Если бы не добродушие и бесконечная терпимость нашего друга Рейфа Кендалла...— Нашего друга и патрона Рейфа Кендалла, — поправил его Эшберри.— Верно! — закивал Толбот.— Этот недоумок давно вернулся бы в родные трущобы!— Вы говорите о Майлзе Хиллане? — догадался я.— При упоминании его имени у меня начинается внутренняя дрожь! — Поэт был настолько удручен этой мыслью, что выхлебал третий бокал двумя большими глотками и принялся наливать четвертый. — И вот теперь, окончательно обезумев, этот тип обвинил нас обоих — и поодиночке, и вместе — в самом мерзостном преступлении против нашего патрона. Короче, он заявил, будто мы похитили копию последнего великолепного творения Рейфа и воспользовались ею, чтобы его шантажировать.— Кипя праведным гневом, я хотел пристукнуть мерзавца на месте, — пробасил Эшберри. — Однако насилие претит моей натуре, в особенности когда оно ничего не доказывает.— Из-за этого мы и пришли к вам, сэр, — с важным видом пояснил Толбот. — Твердо веруя в вашу многоопытность и чувство справедливости, мы поручаем вам доказать нашу невиновность.— Так докажите ее сами, — сказал я.— Да разве это возможно, сэр? Вы только представьте, в чем нас обвиняют! Мыслимое ли дело продать единственного друга, всегда верившего в наш талант? — громко вознегодовал Эшберри. — Как же низко должен пасть человек, способный огрызнуться и укусить руку, которая кормит его!— Боюсь, за сумму, близкую к миллиону, даже иная мать вопьется зубами в собственное дитя, — хмыкнул я.— Мистер Холман, — Толбот казался искренне потрясенным, — неужели вы в самом деле считаете, что кто-то из нас мог так низко пасть...— Да!— Ох! — Его маленький рот задрожал. — Вы поколебали мою веру в вас! И очень сильно, смею добавить.— Пошли, мой излишне восторженный друг-поэт! — В утешение актер так хлопнул Толбота по спине, что тот едва не слетел с табурета. — Не обижайся и не мрачней. Мистер Холман — проницательный практик, а миллион, как он справедливо заметил, — большая сумма денег. — Эшберри глубоко вздохнул, и, будь я в тот момент где-нибудь в Майами, непременно поспешил бы укрыться от стихийного бедствия. — А практику нужно нечто осязаемое, вроде доказательств. И как же ни в чем не повинный человек, ты или я, сумеет доказать свою непричастность к этому делу — спросим мы. А никак! Это просто невозможно.Слова Эшберри настолько расстроили Толбота, что он оставил нетронутым полнехонький бокал.— И кошмарнее всего была реакция нашего патрона, — убитым голосом пробормотал он. — Когда этот неописуемый негодяй Хиллан бросал нам подлые и грязные обвинения, Рейф стоял в стороне и наблюдал. Он не произнес ни единого слова в нашу защиту, ни единого!— Ах, это и в самом деле очень грустно! — Актер покачал головой, и все его четыре подбородка задрожали от избытка эмоций. — В подобных ситуациях слабейшему, полагаю, не на что надеяться, его так или этак обязательно прижмут к стене.— Где он будет страдать от стрел и копий беспощадной судьбы! — угрюмо пробормотал Толбот.— Брюс? — Эшберри вопросительно поглядел на поэта. — Это не оригинально, я уже где-то слышал такую метафору.— Возможно, у меня масса эпигонов!— Как представление, мне все это очень понравилось, — перебил я обоих. — Правда, возникают кое-какие сложности: например, трудно решить, кто из вас более честный и порядочный человек... Но в целом сцена была великолепной. Итак, сегодня утром Хиллан обвинил либо одного из вас, либо обоих в том, что вы стали сообщниками шантажиста, а Рейф Кендалл даже не попытался встать на защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39