Мэр также заметил на моем пальце обручальное кольцо и упомянул черную зажигалку.
— Что они толкуют там, в газете? — крикнула Матильда. — Иди-ка сюда и прочитай мне вслух.
— Знаешь, такое впечатление, что они запутались. Она выключила душ и вышла из ванной, завернувшись в махровое полотенце.
— Дай-ка взглянуть.
Отступать было нельзя. Я протянул ей газету. И наблюдал, как ее глаза перебегают со строки на строку.
— Блондинов с волосами до плеч в Париже хоть пруд пруди. Я сама знаю добрую дюжину, начиная с тебя. А серые костюмы в такое время года встречаются на каждом углу. Другой пищи для разговоров у них, похоже, нет.
Она стала вытираться с безмятежным бесстыдством и вдруг неожиданно спросила:
— Ты пойдешь на похороны? Они состоятся в четверг. На Перлашез. Народу явится видимо-невидимо. Я попытался казаться безразличным, рассеянным.
— В котором часу?
— В три.
— Тогда нет. Я буду занят.
— Ты никогда никуда не ходишь. И потом еще удивляешься, что тебя все забыли.
Ее слова не содержали никакого юмора. Матильда была очаровательным, грациозным зверьком, всецело занятым собой; она постоянно наводила на себя глянец, как кошка, и была напрочь лишена чувства юмора. Она жила слишком напряженной жизнью. Я погладил ее бок, когда она прошла мимо за красным лаком для ногтей, который понадобился ей для педикюра. Нет уж! Я точно не пойду на похороны. Так же, как никогда не возвращусь в Ла-Рош-Гюйон. И еще долго буду — я это чувствовал — наблюдать за лицами вокруг меня: на улице, в метро. Потому что, даже если свидетели уже и позабыли черты моего лица и мою походку, они несомненно узнали бы меня с первого взгляда, если бы случай столкнул нас лицом к лицу. Невероятный случай! Но ведь невероятные случаи не редкость! Взять хотя бы это абсурдное преступление… Боже мой, сумею ли я выпутаться из этой ситуации? У меня оставался, возможно, малюсенький шанс…
На следующий день я пошел в банк. Чеки, выписанные Мерлену, свели мой счет почти к нулю. И если Матильда потеряет работу… Еще одно непредвиденное беспокойство. И за все это я должен пенять на самого себя. Я зашел к парикмахеру и подстригся. Не слишком заметно. Нельзя больше допускать оплошностей. Лишь действуя постепенно, мелкими штрихами изменяя свой внешний вид, отпустив небольшую бородку подковой, я, возможно, приобрету другой облик. На это уйдет два месяца. Два месяца… Сумею ли я потом все позабыть? Шезлонг, оранжевый зонт, птица на газоне… Эта картина еще стояла у меня перед глазами, как будто я видел ее только вчера!
— Всех этих хиппи, — говорил парикмахер клиенту, — на месте правительства я посадил бы за решетку.
Разговор шел об убийстве Мериля. Люди начинали разъезжаться в отпуска. Хроника происшествий оскудела. И это преступление было для газет, для публики просто находкой. Я был готов молить Бога об урагане, землетрясении, любой катастрофе. Мне казалось, я буду подвергаться меньшей опасности, если внимание людей переключится на новые объекты. Я не без отвращения сел в свою малолитражку и отправился на студию, уже приготовившись к тому, что меня отчитают. Какое там! На студии тоже только и разговору, что о преступлении. Марешаль, покинув кабину звукозаписи, вел спор с Вирье и Аллари.
— Можешь не волноваться, — говорил Марешаль, — они сумеют замять это дело. Все трое повернулись в мою сторону.
— Ты так не считаешь, Миркин? В самом деле, ты наверняка знаешь массу подробностей от своей жены?
— Я знаю не больше вашего.
— Занятные они, — сказал Вирье, — эти типы, которые живут двойной жизнью. Меня всегда интересовало: а как они узнают один другого?
— Джекил и Хайд в одном лице, — сказал Аллари. — Днем он продает всякие безделицы, а по ночам предается сексуальным безумствам. Похоже, его всегда окружали котики. Ладно! Приступаем к делу. И на сей раз, Миркин, всерьез. Я тебя не отпущу до шести. Ведь ты же не ведешь двойного образа жизни!
Он хлопнул в ладоши. Минуту спустя репетиция началась. Как всегда, убийственно скучная и изнурительная. До чего же я ненавидел эту профессию! Я не родился стать актером. Писать романы, сценарии, заниматься постановкой — вот это мне по душе. К несчастью, Аллари отпустил нас только в семь. Я пообещал ему прийти назавтра, как если бы все еще располагал своим будущим.
Никогда прежде лето не казалось столь волнующим. Я задержался на минутку посмотреть, как течет Сена. Рыба, схватившая крючок, первое время тоже чувствует себя свободной. Она не ведает, что означает боль в уголке губы. Она с удивлением ощущает, как что-то тянет ее назад, но пока вокруг нее ничего не изменилось. Она притаилась в водорослях и чувствует себя в безопасности среди знакомых камней. Да, Сена здорово смотрелась в своем плавном течении между дворцами!
Я снова сел в машину и поехал домой, раздумывая, у кого бы стрельнуть деньжат, чтобы перебиться, пока мне не заплатят на радио. От усталости у меня ломило плечи. Еще из лифта я слышал, как у нас в квартире звонит телефон. Очередная плохая новость! Вот и наша площадка. Пока я стану искать ключи, звонки прекратятся. В звонках в пустоту есть что-то зловещее. Я еще бессильно суетился перед дверью, а трубку уже сняли. Значит, Матильда дома. Я потихоньку отпер дверь. Она разговаривала очень быстро и очень тихо. Все мои подозрения разом ожили. Но до чего же это глупо с моей стороны! Возможно, на другом конце провода висела одна из ее многочисленных подруг. Только вот разговаривая с Жоэль, Шанталь или Мартиной, она всегда бывала слишком эмоциональна. Ради собственного спокойствия я обычно уходил в спальню или на кухню. Но сейчас Матильда, наоборот, приглушила голос, что меня и насторожило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49