Согнутым указательным пальцем он поднял его подбородок.
— Что с тобой? Я тебя больше не узнаю, малыш.
— Я хочу работать, — сказал Реми и почувствовал, что бледнеет. — Тогда никто не сможет утверждать, что…
— А, вот что тебя мучает. Теперь ты собираешься себе внушить, что ты был мнимым больным. Если я правильно понял, это уже стало твоей навязчивой идеей.
Видно было, что он страдает от этой мысли. Он медленно повторил: «Идея фикс!» Потом отпустил Реми и сделал несколько шагов по комнате.
— Вы никогда не находили с дядей общего языка, не так ли? — сказал Реми.
Вобер снова с беспокойным любопытством посмотрел на сына.
— Откуда ты знаешь?
— Бывает, я некоторые вещи ощущаю.
— Решительно я сделал ошибку, позволив вам вчера уехать вместе… Что он тебе еще наплел?… Ну, будь откровенен, Реми… Я чувствую, что с некоторого времени ты стал ужасно скрытным, точно таким, каким был твой дядя… Я этого не люблю… Наверняка он вытащил на белый свет все свои старые обиды, а?.. Что я его презирал, что я был тираном… Что еще?.. Ну, говори же!
— Да нет, уверяю тебя. Он совсем не…
Вобер тряхнул его за плечо.
— Я знаю, что он тебе сказал. Черт побери, он мне давно именно таким образом собирался отомстить!… Я еще сомневался…
— Отец, я вас не понимаю.
Вобер уселся на кровати и мягко провел ладонями по вискам, словно для того, чтобы ослабить головную боль.
— Оставим это! Прошлое есть прошлое… Зачем возвращаться к тому, чего больше не существует? Дядины намеки… сделай мне одолжение… забудь их.
Это был вспыльчивый, безрассудный человек. Ты же ведь прекрасно понимаешь, что он хотел тебя настроить против меня. Потому что, в конечном итоге, именно он вбил тебе в голову эту идею, что нужно работать. Как будто у тебя есть в этом необходимость!… Подумай сам. Ты еще не жил. Представь себе все, что тебе еще только предстоит открыть: музеи, спектакли… И еще много всего.
— И Адриен будет повсюду ездить со мной?.. А Раймонда будет все объяснять?..
— Естественно.
Реми опустил голову. «Лишь бы я не начал его презирать, — думал он. — Только не это!»
— Я предпочел бы работать, — сказал он.
— Но, в конце концов, почему? Почему? — взорвался Вобер.
— Чтобы быть свободным.
— Чтобы быть свободным? — наморщив лоб, повторил Вобер.
Реми поднял голову и посмотрел на отца. Как ему объяснить, что Мен-Ален с его каменным забором, утыканным сверху битым стеклом, дом на авеню Моцарта за решетками и запорами, жизнь взаперти, в клетушке, где он видит только Адриена и Клементину… как заставить его понять, что все это кончено, кончено, кончено… после ночного проишествия.
— Тебе не хватает денег? — спросил Вобер.
— Да нет.
— Что же тогда?
— А то, что я хочу их зарабатывать сам.
Внезапно, в одно мгновение, Вобер снова принял свой отстраненный вид.
Он встал и взглянул на часы.
— Чуть позже мы еще вернемся к этому разговору, но иногда себя спрашиваю, в своем ли ты уме, мой бедный мальчик. Дядины бумаги здесь?
Он бросил на руку брюки, жилет, пиджак, которые Реми повесил на стул.
— Я не вижу его портфеля.
— Вероятно, он в машине, — сказал Реми.
— Пока… На твоем месте я бы прошелся по парку.
Он вышел так же бесшумно, как и вошел, и Реми повернул за ним ключ, задвинул засов и прислонился к двери. Он был полностью истощен; у него оставалось единственное желание — растянуться на кровати и заснуть. Когда он расставался с отцом, он испытывал такое чувство, будто его, как подопытного кролика, со всех сторон ощупывали, исследовали, изучали и, наконец, выпотрошили, оставив пустую оболочку, как у высосанного яйца. Прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, стараясь не скрипнуть половицей, он подошел к шкафу. И внезапно в его мозгу возникла потрясающая мысль, от которой он на секунду застыл с протянутыми к портфелю руками. Он является дядиным наследником. Неизбежно. Непременно. Где-то существует завещание, и это завещание может сделать Реми законным обладателем всего дядиного состояния. И он не должен никого бояться.
Реми положил портфель на кровать. Он имеет на это право, потому что, возможно, дядя не презирал его до такой степени, чтобы… А если посмотреть на себя поглубже, без эмоций?.. Часто он был похож на готового укусить злобного молодого волчонка. Словно жизнь так и не перестала над ним измываться. Но Реми всегда пытался… нет, в действительности у него никогда не было оснований жаловаться на дядю. Вчерашняя ссора? Какое теперь это имеет значение? Раймонда права — дядя просто хотел его позлить. Он всегда любил выводить его из себя, но делал это, конечно, шикарно. Все эти книги прекрасные книги о путешественниках, приключенческие романы, рассказы пионеров-первопроходцев — именно он их ему приносил, одна за другой, он их вручал с очаровательной неловкостью, пожимая плечами, чтобы дать ему понять, что не стоит придавать особого значения его подаркам, а тем более серьезно относиться ко всем этим историям… Реми медленно расстегнул ремни, нажал на замок. Нет, ему не нужно просить у дяди прощения. Уже давно тот предвидел, что Реми сделает именно то, что он делает сейчас: вытаскивает его папки и кладет их на покрывало… События логически были связаны между собой, они цеплялись друг за друга, как петли какого-то причудливого потустороннего вязания, формируя в своей целостности неразрывную ткань. Чтобы другой обрел свободу, кто-то должен умереть. Как Мильзандье может утверждать, что воля всесильна, если намного легче поверить, что человек ничего не может изменить в череде событий, что он, как ребенок, бессилен перед тем, что неизбежно?
Реми перевернул несколько страниц из первой папки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34