Потом опустила звукосниматель на пластинку, пластинка зашуршала… Они узнали голос Флоранс, такой слабый, что он казался далеким, нереальным. Голова к голове, склонившись над пластинкой, они слушали песню, они ждали того голоса… Но нет, голоса не будет. Это невозможно, ведь, когда Флоранс записывала «Очертя сердце», Фожера уже не было в живых. Слова, произносимые Флоранс, пронзали душу… Они были обращены только к ним двоим, словно Фожер мог угадать, что однажды вот так вдвоем, бок о бок, с бьющимся сердцем, они будут вслушиваться в эту полузадушенную музыку, повествующую об их преступлении. Лепра почувствовал, как что-то обожгло ему руку. Ева плакала. Он хотел прижать ее к себе. Она тихонько его оттолкнула. Песня шла к концу… Последний припев… Пластинка, щелкнув, остановилась. Они продолжали вслушиваться.
На безлюдной улице притормозила машина, хлопнули дверцы. Лепра выключил проигрыватель и выпрямился. Он провел ладонями по щекам, словно для того, чтобы согнать бледность. На тротуаре разговаривали люди. Лязгнула дверная пружина, в подъезде голоса загудели отчетливей. Говоривших было по крайней мере трое. Ева побежала в прихожую и погасила свет. Лепра хотел было погасить и настольную лампу, но ему не хватило мужества остаться в темноте. Кто-то на лестнице рассмеялся. Голоса поднимались все выше. Теперь они звучали совсем близко. На пороге кабинета показался силуэт Евы.
— Тсс!
Люди прошли по площадке.
— До чего же он уморительный, — произнес голос.
— А она, когда опрокидывает бутылку…
Слова стали невнятными. Кто-то споткнулся о ступеньку.
— Сегодня суббота, — шепнула Ева. — Они возвращаются из театра.
Шаги раздались над их головой. Послышался глухой шум запираемой двери. Лепра прислонился к книжной полке.
— Мы могли с ними встретиться, — сказал он, и ему почудилось, будто это говорит не он, а кто-то другой.
Они еще выждали.
— Ты уверен, что машина уехала? — спросила Ева.
— Я не обратил внимания.
— Продолжим! Столовая рядом.
Лепра покорно двинулся за ней, но у него не было сил продолжать обыск. Он был уже за пределами страха, усталости, отвращения. Он страстно мечтал об одном — чтобы эта ночь наконец кончилась. Ева зажгла люстру. Она быстро открывала ящики. Взглянет, закроет, возьмется за следующий.
— Кухня, — скомандовала она.
Лепра сел, обхватив голову руками. Это превращалось в кошмар. Если бы хоть можно было закурить. Ему хотелось пить, он был как пустая скорлупка. От роз шел пресный, сладковатый запах. Где-то поодаль с дробным поскребыванием грызуна упорствовала Ева. Но она ничего не находила. Все зря. И Мелио погиб зазря. Лепра снова отвернул рукав. Но было слишком темно — стрелки не удавалось разглядеть. Лепра поднес часы к уху. Они тикали. А вообще, нелепый жест. Да и все остальное нелепо.
Лепра вздрогнул, почувствовав руку на своем плече.
— Уходим.
— Само собой, ничего?
— Ничего.
Не надо вникать. Только не вникать. Лепра тяжело встал. Ева, вернувшись в кабинет, проверяла, не оставили ли они каких-нибудь следов беспорядка.
— Зажги, пожалуйста, в прихожей.
Лепра прошел через темную гостиную. Справа стоял открытый рояль. Клавиши тянулись длинной мертвенно-бледной полосой. Лепра долго нашаривал штепсель. Когда он включил свет, Ева уже стояла с ним рядом.
— А в гостиной, в спальне ты искала? — спросил он.
— Да, только что.
Она обулась, стоя сначала на одной ноге, потом на другой. Лепра пришлось опуститься на колени. Ботинки жали ему, как после долгой ходьбы.
— Ты готов? — спросила Ева. Она приподняла его подбородок. — Ободрись, — сказала она.
Она говорила таким материнским, таким озабоченным тоном, что губы Лепра затряслись от бурного всплеска чувств. Он отвернулся, открыл входную дверь. Дом спал в плотном, холодном безмолвии. Ева вышла первой. Лепра погасил свет, прикрыл дверь, слегка надавив на нее. Вдруг Ева схватила его за руку, от этого движения замок защелкнулся. Дверь была заперта.
— Ключи! — пролепетала Ева.
— В чем дело?
— Ключи, они у тебя?
У Лепра вспотели виски.
— Но разве не ты…
Он задохнулся. Боже, ключи остались внутри. Он потряс дверь. Бесполезно. Рядом с ним Ева переминалась с ноги на ногу. Он шумно дышал… Придет полиция… Она удивится, почему ключи… Темнота разделяла их плотнее, чем стена. Он раскрыл ладонь, почувствовал пальцами ткань Евиного плаща.
— Прости, — шепнул он. — Прости…
— Поищи в карманах.
К чему? Снимая ботинки, он положил связку ключей на полку вешалки, это он прекрасно помнил. И забыл их взять. Лепра в последний раз потряс дверь.
— Ну что?
— Они внутри, в квартире.
Ева не шелохнулась, она вдруг точно перестала существовать.
— Ева!
Ева по-прежнему молчала. Когда она взяла его за руку, он чуть не вскрикнул.
— Пошли!
Оцепеневшие, на негнущихся ногах, они спускались по темной лестнице, так, словно ступали по льду. Лепра машинально считал ступени. Площадка второго этажа показалась им огромной. Ева крепко держала руку Лепра в своей и, когда пол скрипел, сильно ее стискивала. Наконец под их ногами оказался цемент. Свет в комнате консьержки погас.
— Дверь заперта, — шепнула Ева. — Достань зажигалку.
Пламя осветило часть стены, кнопку, открывающую дверь. Раздался короткий лязг. Они оказались на улице.
— Не спеши, не спеши! — приговаривала Ева.
Но сама почти бежала. Выйдя на авеню Оперы, они наконец замедлили шаги.
— Который час?
— Без десяти двенадцать, — сказал Лепра. — Хочешь, пойдем ко мне.
Лепра жил на улице Омаль. Они шли молча. Против воли они торопились. Лепра снова видел перед собой ключи, лежащие на полке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48