— А что вы сами думаете, патрон?
— Пока что у меня нет определенного мнения. Но человек в положении Фромана не кончает жизнь самоубийством без достаточно веских причин. И нам надо выяснить, что это за причины, иначе… Везет же мне! Сюда задвинули, потому что до сих пор не выяснены причины самоубийства Анджело Маттеотти, и вот вам новое дело и такое же темное! Ну иди… иди. Обо мне не беспокойся.
Оставшись один, комиссар обошел комнату, через застекленную дверь вышел наружу и очутился на заднем дворе замка, выходившем в парк. Сюда мог проникнуть кто угодно.
Допустим, вор. Не стоит, однако, заблуждаться… Надо лишь удостовериться, что ничего не украдено.
Ночь была прохладной. Дре вернулся в кабинет, еще раз осмотрел труп. Фроман не повесил трубку перед выстрелом, так как ему нужен был свидетель. Он хотел, чтобы в его самоубийстве никто не сомневался. Знал, что его смерть покажется необъяснимой. И в то же самое время хотел, чтобы ее причина оставалась в тайне. Что это за причина? Ведь он, конечно, не полностью доверился Братской помощи.
Дре медленно обследовал комнату. Здесь тоже кое-какие книги, но главным образом картотеки, кляссеры — довольно аскетическая обстановка бизнесмена. Будучи человеком подозрительным, Фроман, видимо, не слишком полагался на доверенных лиц. Тем более на секретарей. Стоило бы поговорить с Шамбоном.
На письменном столе около телефона стояла ваза с букетом роз, фотография госпожи Фроман и рядом с бюваром — отрывной блокнот; комиссар полистал его. На субботу никаких планов.
В самом деле, подумал Дре, завтра воскресенье. (Он посмотрел на часы.) Впрочем, воскресенье уже сегодня.
Женевьева опять будет сердиться, хотя прекрасно знает, что это моя работа!…
На понедельник фамилия: Бертайон — 11 часов. Еще одна — на вторник. И еще… Встречи, номера телефонов, подчеркнутые инициалы… Все предстоит проверить, однако человек, который собирается покончить с собой, вряд ли будет расписывать распорядок дня. Странно.
Дре услышал, как вдалеке хлопнули дверцы машины: ребята из криминалистической лаборатории. Им не вдолбить, что надо действовать деликатно, не врываться в дом, где покойник, как бригада телерепортеров в расчете на интервью. Вскоре кабинет наполнился народом. Судебно-медицинский эксперт приехал последним.
— Вы обратили внимание на время? — спросил он. — Какая-то мания стреляться по ночам!… Заключение придется подождать до понедельника. Он перевернул тело на спину.
— А клиент ловкач… Пуля, в сердце, сразу видно. Это не так-то просто, как кажется. Попробуйте — сами увидите… Смерть, видно, наступила мгновенно.
— Фроман… Цементные заводы Запада.
— Кажется, я уже видел эту физиономию в газете. Шуму будет!…
От фотовспышек болели глаза. Врач уселся на письменный стол, как за стойку бара, предложил комиссару сигарету, но тот отказался.
— Как это его угораздило?
— А черт его знает… Посмотрите, не болел ли он чем-нибудь серьезным… Начало рака, например. Признаюсь, меня бы это устраивало — рак… Идите сюда, а то мы мешаем. Отпечатки пальцев нам ничего не дадут, зато совесть будет спокойна.
— Можете его забирать, — бросил фотограф. Выходя в коридор, Дре и врач столкнулись с инспектором.
— Вы знакомы с моим помощником?. — спросил комиссар. — Ну что, Гарнье?
— Ну и лачуга! — воскликнул инспектор. — Нужен велосипед, чтобы тут передвигаться. Молодой человек, Ришар, живет в правом крыле. Я заглянул в комнату. Он спит. А богатая вдова расположилась в левом крыле, на втором этаже. Ее дверь закрыта на ключ. Держу пари, она жалуется на бессонницу, но вы бы слышали храп!…
Двое молодцов удалялись, держа носилки — они слегка покачивались. Дре протянул врачу руку.
— Всего доброго. Теперь вы поедете спать… А я останусь со своей работенкой — вопросы, вопросы… Гарнье, старина, осмотри повнимательнее участок вокруг балконной двери… Мне вдруг кое-что пришло в голову… А раз так, у меня это будет вертеться в голове, пока не перепроверю… Открытая балконная дверь в парк… Мне это не нравится. Постой!… Минутку… Консьерж… Он тебе ничего интересного не сказал?
— О!… Этот не перестает причитать. А вот что он при этом думает, пойди узнай!
— Ладно, я им займусь.
Шамбон, мадам Фроман и консьерж ожидали комиссара в салоне. Шамбон, застегнутый на все пуговицы, сдержанный, словно пришел с визитом, сидел, выпрямившись, на стуле.
Вдова утопала в кресле, консьерж стоял, заложив руки за спину с выражением озабоченности на лице.
— Прошу меня извинить, — начал комиссар, повернувшись к консьержу. — Ваши имя и фамилия, пожалуйста.
— Жермен Маршан.
— Вы можете быть свободны. Я скоро подойду к вам. Завтра у нас будет больше времени для разговора, а сейчас я должен кое-что выяснить. Итак, госпожа Фроман!
Она открыла глаза и со страхом взглянула на комиссара.
— Изабель Фроман… Мы поженились около года назад. Почему он это сделал?
— Вот это я и пытаюсь выяснить. Вы, месье, насколько мне известно, кузен господина Фромана?
— Нет. Я его племянник.
— О, прошу прощения.
— Шарль — брат моей матери. Намного моложе ее. Матери скоро семьдесят шесть лет, а Шарлю было шестьдесят два. Отец был компаньоном Шарля. Он умер от инфаркта семь лет назад, я занял его место.
— То есть?
— Это довольно сложно. Цементные заводы Запада — фамильное предприятие, которым мы владеем как неделимой собственностью. Шарль был генеральным директором, но замечу, пяти права равны его правам. Точно так же и замок принадлежит нам обоим на равных. Я, как и мой отец, лиценциат права, в моем ведении бухгалтерия…
— Понятно. Спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42