Конечно же правда. Уж я молчу о тех, кто преследует вас, как охотник — дичь.
Эти откровения были для Лоба сущей пыткой из-за волнующей интимности, которую они внезапно порождали. Но ему необходимо было знать…
— А как же вы себя вели в таких случаях?
— Неизменно любезно. Сопровождающая ничего не слышит, ничего не понимает, никогда не сердится. Ей платят за то, чтобы она улыбалась. Если она не способна защитить себя, ее увольняют.
— Но в конце концов, ведь эти ухаживания далеко не заходили?
Зина призадумалась. Лоб остановил машину на опушке сосновой рощи. В просвете между стволами проглядывала морская синь.
— Я бы не хотела, чтобы вы считали меня не такой, какая я есть на самом деле. Думаю, всем женщинам нравится ощущать себя жертвой. У меня еще с детства сложилось впечатление, что я — жертва насилия. Уже на ферме… Не будем об этом.
— Напротив! — вскричал Лоб. — Ведь вы доверяете мне, правда?
— Не знаю. Я никому не доверяю.
Лоб хотел уже включить мотор. Зина остановила его, положив руку ему на запястье.
— Подождите, — пробормотала она. — Я не хотела вас обидеть. Вы меня спрашиваете. Я отвечаю. И не моя вина, если…
— Послушайте, — оборвал ее Лоб. — В вашей жизни есть мужчина. Все дело в этом?
— Ничего подобного.
Они снова вступили в противоборство. Зина оказалась уступчивой.
— Я вам еще не рассказала про аварию.
— Какую аварию?
— Экскурсионного автобуса… Туристического автобуса, который сорвался в пропасть. В прошлом году мне предстоял тур в Швейцарию и к Восточным Альпам на новом автобусе. В кои-то веки маршрут меня манил. Но в последний момент сопровождающей назначили другую девушку… действительно, в самый последний момент — я настаиваю на этом обстоятельстве, поскольку все произошло так, как если бы мою роковую судьбу застали врасплох… Я уже стояла одной ногой на подножке, когда у меня вдруг закружилась голова и я потеряла сознание… сказалось переутомление предшествующих недель… Я проходила выматывающий курс лечения… Короче говоря, автобус отправился без меня и разбился в тот же день, свалившись в овраг… Об этом писали газеты. Были погибшие и раненые. Сопровождающая, сидевшая на моем месте, впереди, погибла. Теперь вам понятно?
— Но это просто смешно, Зина, — сказал Лоб. — Как же вы, дочь своего отца, который написал о случайности самые глубокие научные исследования, как вы допускаете, чтобы подобные совпадения производили на вас впечатление?
Она молча сидела с серьезным видом, опустив глаза, подобно верующей, которая отказывается обсуждать свою веру.
— Я и сам, — продолжал Лоб, — два или три раза избежал серьезных аварий… Как и все люди…
— Это другое дело.
— Но… в чем же разница?
— Вы избежали, как вы сейчас выразились… Тогда как я — это было знамение. Я знаю, что меня ждет ужасный конец… если я пущу свою жизнь на самотек.
— А посему вы предпочли опередить события!… Какой абсурд!
— Поехали!
— Нет, — возразил Лоб. — Зина, послушайте меня… Мы должны покончить с этим кошмаром.
— Это касается меня одной.
— Извините. Меня тоже. Она вскинула голову.
— Эрве, — взмолилась она, — прошу вас… Если вы будете продолжать, клянусь, я перестану с вами видеться.
Ее голос зазвучал невнятно, но она продолжала, уже шепотом:
— Вы наверняка такой же, как другие мужчины… Начинается с дружбы, а потом… Оставьте меня, Эрве. Я не хочу, чтобы меня любили.
Лоб почти что рванулся с места. Он не разжимал зубов до самой Ниццы. А когда машина остановилась у пансиона, и не шелохнулся, чтобы помочь Зине выйти.
— Спасибо, — сказала девушка.
Она ждала. Обычно в это время он назначал ей свидание на завтра. А тут, едва кивнув на прощанье, уехал.
Пускай Мари-Анн сама разбирается с этой идиоткой. С него довольно. Это не может так продолжаться. Что она себе воображает? Он пытался ей помочь, а она ударилась в пафос, разыграла спектакль.
Лоб с трудом отыскал местечко для машины на утрамбованном пустыре и проложил себе путь к отелю в пестрой толпе. Он почти сразу дозвонился до Мари-Анн.
— Я отдаю ее под вашу опеку, — сказал он. — Я уже больше не в силах для нее что-либо сделать. Эта особа напичкана комплексами. Угадайте ее последнее открытие. Она вообразила себе, что я в нее влюбился.
— Разве это неправда? — рассмеялась Мари-Анн.
— Разумеется, неправда. Вы же меня знаете.
— То-то и оно!
— Нет, шутки в сторону. Уверяю вас, с меня хватит.
— Ладно, — сказала Мари-Анн. — Я поселю ее на некоторое время у нас. Работа фабрики ее развеет. А затем отвезу в Антрево. Время отпусков не за горами, так что все складывается весьма удачно. Как по-вашему, она согласится?
— Почем я знаю! Все, чего я хочу, это сбыть ее с рук. Извините, что я веду себя так невежливо.
— Будет вам! Я с удовольствием приму у вас эстафету. Иду предупредить Филиппа. Он перевезет ее к нам сегодня же вечером.
Лоб впервые устроил себе послеобеденный отдых. Он поднялся в Симиез и, гуляя по старому саду при монастыре, пережевывал в уме свое возмущение. Продолжая прерванный диалог с Зиной, он развивал свои аргументы, которые она не пожелала выслушать, и объяснил себе ее случай — ясно и неопровержимо, как профессиональный психиатр. Потому что тут все было ясно и заурядно. Сначала травма, нанесенная арестом отца, затем толкование, раз за разом, малейших незадач как знамений трагической судьбы… Когда-то он разыграл аналогичную комедию сам с собой. Но его это не толкнуло на самоубийство. Ведь тогда ему пришлось бы систематически накладывать на себя руки. Наверняка в последние месяцы у Зины стряслась беда, которая ее добила, но она продолжала утаивать это от других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49