- Это идиотизм!
- И все-таки.
- Ну что ж... вид у него внушительный... Знаешь, такие пользуются успехом. Весьма элегантен, манеры светские... Человек, избалованный богатством... Это заметно даже в мелочах.
- Например?
- Взять хотя бы то, как он произносит: "Дорогой друг"... Этакое высокомерное безразличие. А то, какие он выбирает рестораны, бары... как подзывает метрдотеля, командует официантом... В общем, он везде чувствует себя как рыба в воде! Даже больше того. Он держится с тобой так... ну, словом, ощущаешь себя ничтожеством. Симона, брата Марселины, это вполне устраивает... Марселина - и та ходит по струнке.
- А ты?
- Я?.. Говорю же: я ему задолжал.
- Ты ему не завидуешь, а?
- Можно еще водички?
Клавьер усмехнулся.
- Для меня, - сказал он, - все служит ответом. Даже жажда.
Взяв стакан, он исчез. Голова у меня раскалывалась. Все эти вопросы... да еще вдобавок к тем, что и без посторонней помощи вертелись у меня в голове... Господи, как все надоело! Никто не в состоянии мне помочь. Клавьер пропишет мне успокаивающее, обнадежит на прощанье, и все останется как было. Не стоило сюда приходить.
- Бери, пей.
Он протянул мне запотевший стакан. Я почувствовал, как ледяная вода обжигает внутренности, и медленно помассировал живот. Клавьер уселся за стол, придвинул к себе записную книжку.
- Дело будет, видно, долгое, - сказал он. - Ты из той категории больных, которым нравится их болезнь. Я могу лишь помочь тебе. Вылечить тебя - это другой вопрос. Это будет зависеть только от тебя самого. Перво-наперво тебе надо рассчитаться с этим Сен-Тьерри. Сколько ты ему должен?
- Два миллиона старыми.
- Не такая уж огромная сумма. Возьми ссуду. Думаю, на семь лет тебе будет по силам. В месяц придется выплачивать по тридцать пять тысяч. Главное для тебя, как мне кажется, избавиться от этого долга. Еще мне бы хотелось, чтобы ты прекратил на него работать. Ты говорил мне о ремонте в замке - это крупный подряд?
- Да нет. Стена парка обвалилась на участке метров в двадцать. Ее просто надо восстановить. Еще надо переделать бывшую конюшню. Там слишком мало места: у Сен-Тьерри - "мерседес", да еще у Марселины "пежо-204". Я должен сделать из этого сарая современный гараж. Заказ я получил от старика отца.
- Откажись.
- Тогда я не смогу видеться с Марселиной, когда она будет приезжать в замок.
Клавьер посмотрел мне в глаза.
- Будете встречаться в другом месте!.. Хватит тебе быть у них на побегушках! А во-вторых, тебе нужно покончить с пьянством. Но тут, если не принять радикальных мер, ничего не добьешься. Ты должен пройти курс противоалкогольного лечения, старина, ни больше ни меньше. Повторяю: две недели в клинике. Согласен?
Я кивнул.
- Тогда завтра же и приступим, - сказал Клавьер.
- Дай мне время обернуться с делами. У меня их немало накопилось.
- И к тому же ты хочешь позвонить ей, спросить у нее совета?.. Так или нет? Где она сейчас?
- В Париже. Я хотел бы увидеться с ней, перед тем как...
- Ален, дружище, знал бы ты, как мне больно за тебя... Ладно, назначай день.
- Так, сейчас март... Пусть будет начало апреля.
- Решено. Вот адрес.
Набросав в блокноте несколько строк, он вырвал листок и протянул его мне.
- Предупредишь меня накануне... Обещаю, выйдешь оттуда как новенький. А когда станешь как все нормальные люди, то сумеешь из всего этого выпутаться, черт побери! И если надо будет порвать с ней - порвешь, если не хочешь скатиться на дно. Договорились?
Он проводил меня до двери, похлопал по плечу, распахнул передо мной дверцу лифта.
- И начиная с сего дня постарайся, если сумеешь, держаться подальше от забегаловок. До скорого!
Несколько приободренный, я спустился на улицу. Порвать! Эта мысль давно уже приходила мне в голову. Случалось даже, и не раз, что я принимался за прощальное письмо. Однако пойти до конца я так и не решился. Для разрыва нужен повод - размолвка, обида, ссора. Мне же не в чем было упрекнуть Марселину. Напротив, она всегда была единственной моей отрадой, светлым пятном в моей жизни. Она мой праздник...
Площадь Жод была в двух шагах. Спускалась ночь, и с гор задул холодный ветер. Ноги сами привели меня в "Юнивер".
- Один скотч!
Она для меня свет в окошке! В памяти всплыли слова Клавьера. Он ткнул меня носом в правду и был совершенно прав. Мне ничего не оставалось делать, кроме как признать, что об исступленной страсти тут нс может быть и речи. Ни я, ни Марселина не были созданы для неистовства. Порознь каждый из нас влачил весьма унылое существование. Но вдвоем нам становилось не так зябко. Между нами начинал теплиться огонек, к которому мы протягивали руки, обращали лица. И к тому же нас сближал общий недруг!
Скотч оказался чересчур терпким. Прокашлявшись, я заказал коньяк, мысленно пообещав себе растянуть его насколько можно дольше... Да, мы помногу говорили о ее муже, упиваясь сладостью бунта. Едва нам удавалось уединиться где-нибудь в гостиничном номере, едва мы обменивались быстрым поцелуем, как она начинала:
- Слышал новость?
Она раздевалась у меня на глазах точно так же, как делала бы это, к примеру, перед Клавьером, слишком погруженная в свои обиды; она нагишом выходила из ванной с розовой пастой на губах, держа в руке зубную щетку.
- Раз так, говорю ему...
А я тем временем закуривал сигарету и, машинально кивая головой в подтверждение ее слов, снимал пиджак и вешал его на спинку стула. В разговоре с Клавьером я нисколько не кривил душой: мы с ней и впрямь как немолодая чета, для которой важны не столько ласки, сколько общение. Сразу после любовных утех мы оседлывали любимого конька: Сен-Тьерри. В этом-то и заключалась вся прелесть.
1 2 3 4 5