Он без всяких признаний знал, что его мать глубоко любит его, Сирила и Софи.
И все же никто никогда не говорил ему этих слов. Никто, кроме Мэри.
Она спала в его объятиях, теплая и доверчивая. Только присущая ей порядочность заставила ее поверить, что она любит его, твердил он себе. Иначе она бы не смогла принадлежать ему.
Что же он натворил, соблазнив столь невинное создание?
Ему нужно уйти, чтобы не возникло искушения снова овладеть ею. Он должен уйти до того, как она осознает свою ошибку, пока он не причинил ей еще большую боль. Он никогда не задерживался в постели женщины, просто не видел в этом смысла. Но сейчас он медлил, не в силах заставить себя покинуть ее.
Усталость накатила на него, словно теплая морская волна. Он балансировал на грани сна, наслаждаясь редким ощущением покоя и умиротворения. Давно он не испытывал ничего подобного. Он даст себе еще несколько мгновений, чтобы побыть с Мэри, держа ее в своих объятиях.
Еще несколько мгновений…
Глава 16
Мэри проснулась от шума дождя, барабанившего по стеклу.
Неторопливо потянувшись, она приподняла голову и какое-то мгновение с недоумением смотрела на мебель из красного дерева, мягкое кресло у камина, бледно-зеленые шелковые портьеры, не понимая, как очутилась в одной из гостевых спален, но потом события ночи вернулись к ней мягкой волной воспоминаний.
Адам любил ее здесь, в этой постели. Он открыл ей такие тайны близости, что она словно побывала в раю. А потом, за мгновение до того, как сон сморил ее, он назвал ее своей любимой. Сердце ее переполнялось радостью при воспоминании об этом.
И тем не менее сейчас его не было рядом. Он ушел, даже не попрощавшись с ней. Радость померкла. Но тут она повернула голову и заметила на подушке цветы. Удивившись, она смотрела на тонкие стебли, с нежными белыми колокольчиками, выглядывавшими из зелени листьев. Ландыши. Адам оставил ей подарок.
Радость вновь разлилась в сердце, когда она вдохнула нежный аромат. Как прекрасно он выразил свои чувства к ней!
Спи, любовь моя.
На листьях еще не высохли капли дождя. Он, наверное, потихоньку выскользнул в сад, нарвал букет и вернулся, чтобы положить его на подушку.
Она прижалась щекой к подушке, еще хранившей его запах, и это движение напомнило ей о ее наготе. Никогда в жизни она не спала обнаженной. Мэри вспыхнула при воспоминании о тех ласках, которые ей подарил Адам. Даже в своих самых смелых фантазиях она не могла представить такого.
Пульсирующий жар разлился по ее телу. Боже милостивый, он даже целовал ее… там. Какое это было наслаждение, какой восторг она испытала! И потом это снова произошло, когда их тела слились самым невероятным, самым замечательным образом.
Она смутно помнила, как после этого прижалась к его мускулистому телу, как его кожа согревала ее, как убаюкивало ее его ровное дыхание. Для такого сильного человека он обнимал ее с невероятной нежностью, словно она была самым важным человеком в его жизни.
Повернувшись на спину, она улыбнулась. Теперь она поняла, почему Джо отдалась Сирилу. Она, наверное, тоже ощущала это чувство единения, эту связь, сильную и неразрывную, как у близнецов. Любовь Джо к Сирилу была даром, который вскоре с Божьей помощью будет благословлен церковью.
И все потому, что всего за несколько дней Адам изменил свой взгляд на неравный брак. Внезапная мысль потрясла Мэри. А не кроются ли корни этой перемены в его любви к ней? Последует ли он по стопам брата и возьмет ли в жены простолюдинку? Мэри порывисто вздохнула. Нет, нельзя думать об этом. Она решилась на близость с ним в момент слабости, и больше это не должно повториться. Но испытанное ею блаженство стоило того, чтобы взять еще один грех на душу. Одно это восхитительное воспоминание значило для нее больше, чем тысяча ночей одиночества.
Резкий стук прервал ее размышления. Мэри села, прижав цветы к обнаженной груди.
– Кто там?
– Это я, – послышался ворчливый, хриплый голос. Обедайя. Она с ужасом посмотрела на дверь. Знает ли он, что произошло? Видел ли он Адама?
Она стала торопливо искать рубашку среди сбившихся простыней.
– Я не могу подойти к двери! – крикнула она. – Если ты подождешь внизу, я спущусь через несколько минут.
– Нет, мисс. У меня важное дело.
О Господи, ну почему он выбрал именно этот момент, чтобы упрямиться? И что может быть такого важного в столь ранний час?
Святые небеса! Он наверняка знает.
Мэри вскочила с постели. Ее вещи были в другой комнате, так что ничего другого не оставалось, как надеть смятую рубашку и пеньюар. Пальцы дрожали, застегивая пуговицы рубашки, которая сейчас казалась возмутительно откровенной.
Направившись к двери, она взглянула в зеркало и замерла, поразившись увиденному. Волосы бурными волнами ниспадали ей на плечи, губы алели, щеки раскраснелись. Вместо девической наивности в глазах светилась мудрость опытной женщины. Распутницы.
Мэри повернулась к зеркалу спиной. Она не позволит себе стыдиться своей любви к Адаму.
Сжав рукой полы пеньюара, она подошла к двери и решительно открыла ее.
В сумрачном коридоре стоял Обедайя в своей обычной ливрее светло-зеленого цвета. Нахмуренные брови делали его лицо еще мрачнее обычного.
– Я принес вам чай. – Он кивнул на поднос с фарфоровой посудой, подгоревший тост был намазан апельсиновым джемом.
Обедайя знал, что она терпеть не может апельсиновый джем. Он что, сердится на нее или просто не в настроении?
– Благодарю. – Она протянула руки к подносу, гадая, нет ли записки под тарелкой. Любовного письма от Адама. – Нет ли для меня послания?
Обедайя упрямо держался за ручки подноса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98