Оставьте меня и варяжское судно в благодарную жертву Студеному морю.
И дружина, затеплив по бортам жертвенной лодьи воскояровы свечи, с прощальною песней на своем корабле убежала на Русь.
В полночь вздохнуло море, затрепетало пламя свечей, послышался крик гусиный и голос Олешин:
– Здрав буди, Кирик, брате и господине!
Ликует Кирик о смертном видении:
– Олешенька, ты ли нарушил смертные оковы? Как восстал ты от вечного сна?..
Снова пронзительно вскричали гуси, затрепетали жертвенные огни, прозвенел Олешин голос:
– Я по тебя пришел. Сильнее смерти дружеская любовь.
Две тяжкие слезы выронил Кирик:
– Люто мне, люто! Я нарушил величество нашей любви!..
В третий раз гуси вскричали, как трубы огремели, колыхнулось пламя жертвенных свечей, и Кирик увидел крестового брата. Глядит очи в очи, устами к устам. И голос Олешин, что весенний ручей и свирель:
– Кирик! Подвигом ратным стерта твоя вина перед братом. Мы с тобой поплывем в светлый путь, в Гусиную белую Землю, где вкушают покой души добрых и храбрых. Там играют вечные сполохи, туда прилетают легкокрылые гуси беседовать с мертвыми. Там немолчно рокочут победные гусли, похваляя героев…
Завязалась праматерь морская – поветерь и взяла под крыло варяжский корабль, где Кирик навек позабыл печаль и тоску человеческую…
О былина, о песня, веселье поморское! Проходят века, а Двинская земля поет, поминает под гусли Олешу и Кирика.
Смерть не все возьмет – только свое возьмет.

***

1 2