Я познакомился с ним в турецких банях в Будапеште.
Мимо, толкая тележку, прошел светловолосый мексиканский мальчишка.
- Господи ты боже мой! - сказал Ли. - Мексиканский блондин! И дело вовсе не в том, что я педик, Аллертон. Они, в конце концов, всего лишь мексиканцы. Пойдем выпьем.
* * *
Через несколько дней они отправились автобусом, и к тому времени, как доехали до Панамы, Аллертон начал ныть, что Ли слишком настойчив в своих желаниях. Если не считать этого, ладили они превосходно. Теперь, когда Ли дни и ночи проводил с предметом своих воздыханий, грызущая пустота и страх отпустили его. К тому же Аллертон оказался отличным спутником, разумным и спокойным.
ГЛАВА 7
Они вылетели из Панамы в Кито на крохотном самолете, который с большим трудом пробился сквозь облака. Стюард включил кислород. Ли понюхал воронку шланга:
- Обрезан! - с отвращением сказал он.
В Кито они прибыли в холодных и ветреных сумерках. Отелю на вид было лет сто. В номере - высокий потолок, черные балки и белая штукатурка на стенах. Они сели на кровати, дрожа. Ли ломало.
Они погуляли по главной площади. Ли наткнулся на аптеку - настойки опия без рецепта не отпускают. Холодный ветер с высоких гор нес по улицам мусор. Мимо в мрачном безмолвии шли люди. Многие прикрывали лица краями одеял. Под стеной церкви, сгорбившись под грязными одеялами, похожими на старые джутовые мешки, сидели в один ряд отвратительные старые ведьмы.
- А теперь, сынок, я хочу, чтобы ты понял - я не такой, как остальные граждане, с которыми ты можешь столкнуться. Некоторые начнут тебе впаривать, что "бабы никуда не годятся". Я же не такой. Выбирай себе одну из этих сеньорит и веди прямо в гостиницу.
Аллертон взглянул на него:
- Наверное, я сегодня пойду трахаться.
- Конечно, - ответил Ли. - Валяй. Красоты на этой свалке ты не найдешь, но вас, молодежь, это не должно оттолкнуть. Это кто - Фрэнк Хэррис17 ни разу не встречал некрасивую женщину, пока ему не стукнуло тридцать? На самом деле, это он и был... Пошли лучше в гостиницу, выпьем.
* * *
В баре сквозило. Дубовые стулья с обитыми черной кожей сиденьями. Они заказали мартини. За соседним столиком краснорожий американец в дорогом костюме из коричневого габардина говорил о какой-то сделке, в которой фигурировали двадцать тысяч акров. Напротив Ли сидел длинноносый эквадорец с красными пятнами на скулах, одетый в черный костюм европейского покроя. Он пил кофе и ел сладкие кексы.
Ли выпил несколько коктейлей. С каждой минутой ему становилось все хуже.
- Покури травы? - предложил Аллертон. - Может, пройдет?
- Хорошая мысль. Пойдем в номер.
Ли выкурил на балконе мастырку.
- Господи, как же там холодно, - сказал он, вернувшись в комнату. "...И когда сумерки опускаются на прекрасный древний колониальный Кито, и с Анд украдкой пробирается холодный ветерок, пройдитесь по вечернему свежему воздуху и посмотрите на красивых сеньорит, что в ярких национальных костюмах сидят у стены церкви шестнадцатого века, выходящей на главную площадь..." Парня, который это написал, вышибли. Действительно, всему есть предел, даже в путеводителе...
В Тибете, должно быть, точно так же. Высоко, холодно, полно каких-то уродов, лам и яков. Молоко яка на завтрак, творог из молока яка на обед, а на ужин - як, сваренный в собственном масле. Подходящее наказание для яка, если хочешь знать мое мнение.
В ясный день от этих святых старцев воняет на десять миль, если ветер попутный. Сидят, крутят свои молитвенные колеса - мерзко. Завернулись в старые джутовые мешки, только шеи торчат, а по ним клопы ползают. Носы все сгнили, и они харкают бетелем через остатки ноздрей, точно плюющиеся кобры... Вот только не надо мне этой "Мудрости Востока".
И вот сидит такой святой старец, а сука-репортер приходит брать у него интервью. А он сидит и жует себе бетель. А потом говорит какому-нибудь своему служке: "Ступай к Святому Колодцу, принеси мне ковшик настойки опия. Я сейчас буду постигать Мудрость Востока. И вытряхни свинцовую чушку из набедренной повязки!" И вот он пьет свою настойку, и входит в легкий транс, и вступает в космический контакт - у нас это называется "откидон". Репортер говорит: "Будет ли война с Россией, махатма? Уничтожит ли коммунизм весь цивилизованный мир? Бессмертна ли душа? Существует ли Бог?"
Махатма открывает глаза, плотно сжимает губы и выхаркивает ноздрями две длинные красные струи бетеля. Они затекают ему в рот, и он снова глотает их, слизывая длинным обложенным языком. И отвечает: "А откуда я знаю, еб твою мать?". Прислужник говорит: "Вы слышали, что он сказал. Теперь валите отсюда. Свами хочет остаться наедине со своими медитациями". Ты только подумай - это и есть вся Мудрость Востока. Западный человек надеется, что существует какой-то секрет, который можно разгадать. А Восток ему отвечает: "А откуда я знаю, еб твою мать?"
* * *
В ту ночь Ли приснилось, что он в исправительной колонии. Вокруг только высокие голые скалы. Он живет в пансионе, где никогда не бывает тепло. Он пошел прогуляться. Только вышел на перекресток грязных булыжных улиц, как его ударило холодным ветром с гор. Он затянул потуже ремень кожаной куртки, чувствуя озноб предельного отчаянья.
Ли проснулся и позвал Аллертона:
- Ты не спишь, Джин?
- Нет.
- Холодно?
- Да.
- Можно, я к тебе лягу?
- Ах-х, ну ладно уж.
Ли залез в постель к Аллертону. Его трясло от холода и ломки.
- Ты весь дергаешься, - сказал Аллертон. Ли прижался к нему, сотрясаясь в конвульсиях подростковой похоти, которая обычно охватывает при ломке.
- Господи, какие у тебя руки холодные.
Уснув, Аллертон перекатился на бок и закинул одно колено на Ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31