И особенно резко проглядывала теперь разница между открытым, прямодушным, даже простоватым с виду, хозяином и его гостем, кабинет-секретарем Яковлевым, который сидел тут же, сбоку стола, в простом, темном камзоле, весь затаенный, лукавый и вечно напряженный, словно выжидающий чего-то или прислушивающийся к чему-то, что он один может слышать.
Грубый темный плащ и широкополая шляпа влиятельного чиновника, пришедшего в гости к незначительному капитану, брошены были тут же в углу, на стуле, а не остались в передней. Как будто Яковлев хотел иметь ближе под рукой их, чтобы накинуть скорее, укрыться в складках плаща и выскользнуть из домика, скрыться так же незаметно в зимней ночной полумгле, как незаметно и неслышно вынырнул он из нее и по скрипучим ступеням деревянного крылечка скользнул в эту комнатку, такую уютную и веселую сейчас, несмотря на простоту и скромность обстановки.
Молодой, вечно почти улыбающийся парень, денщик капитана, один дополнял сейчас компанию, то появляясь в покое, чтобы пошевелить дрова в печи, поставить еще что-нибудь на стол, передвинуть стулья, как ему казалось удобнее, то исчезая за низенькой дверью, ведущей сперва в сени, а оттуда на кухню и в комнату хозяйки дома, Пелагеи Семеновны Птичкиной, вдовы консисторского мелкого чиновника.
Отставя чубук ото рта, обсасывая аппетитно губы, Бровцын, прищурясь, обвел взглядом несколько графинов и сулеек, стоящих перед ним на этом конце стола, протянул руку к намеченному сосуду и налил в две рюмки густой, маслянистой влаги, причем нежный, тонкий аромат ягод черемухи выдал тайну происхождения этой наливки.
– А ну-ка, попробуем теперь этой, господин секретарь!.. Ваше здоровье!
– Здоровье именинника! – поднимая слегка рюмку, перед тем как опрокинуть ее в горло, провозгласил гость. Выпил, крякнул, кончиком языка быстро, как ящерица, облизнул свои сжатые губы, сейчас сладкие и липкие от густого напитка, протянул руку за своей коротенькой трубкой, лежащей на ближней оловянной тарелке, да так и застыл, вытянул слегка шею и правое ухо по направлению к входным дверям.
– Чу… Никак, стукнули, приятель?! Идут, что ли? Нет, почудилось! – решил секретарь, снова спокойнее усаживаясь на стул и затягиваясь из своей коротышки-трубки. – А что-то долгонько нету желанных гостей. Оно не рано, гляди.
Нервное лицо хитреца теперь приняло спокойный вид. И только правое ухо слегка вздрагивало время от времени, дергалось взад и вперед, как это бывает у насторожившегося зверька.
– Придут, будь покоен, приятель! – раскатился в ответ басок Бровцына. – И то, слышь: ждем молодцов со всех разных концов. Пока-то сюды к нам доберутся, на славный остров на Васильевский, слышь, оно вот!.. И с Выборгской, и с Заречной – отовсюду пожалуют. Сбор всех частей оружия, слышь, оно вот!.. Ха-ха-ха! Вона!..
– Выходит, дело не на шутку пошло! – не то подтвердил, не то задал вопрос Яковлев. – Ну, давай Бог, капитан. А по сему случаю – по единой! А?
– Не две же сразу! – поспешно наливая, согласился хозяин. – В воронку, гляди, не пройдут… Ха-ха! Слышь, оно вот…
Быстро проглотив свою рюмку, он выждал, пока Яковлев, смакуя, не выцедил сквозь зубы свой стаканчик ароматной влаги, и сейчас же налил снова.
– А теперь – за мое чудесное избавление! Хлопнем…
– Избавление? Это от чего же, капитан? От последнего разума али от грошей остатних, какие после жалованья еще в мошне побрякивают? Сказывай, приятель!
И, тыкая вилкой в скользкие груздочки, чтобы закусить после рюмки, он уставился своими теперь повеселелыми от вина глазками в лицо собеседника.
– Не-е-ет! – отмахиваясь рукой, проговорил Бровцын. – Я не шучу. От смерти спас Господь… Наглая смерть грозила мне от министровой руки… Видит Бог! Вот, приятель, друг ты мой любезный… слышь, оно вот… Бестужева знаешь, скажи, Алексея свет Петровича, а?
– Бестужева-Рюмкина?! Алешу Козла, как его приятели величают… Как не знать! По дворцовому делу частенько видаемся. Только он меня завсегда вдвойне видит, ибо вечно под Бахусом находится… и преизрядно! А я ль его не знаю!
– Вот, вот! И тут такое же дело самое подобное. Двор-то мой близехонько от Минихова. Видел его хоромы маршальские через пустырь наискосок? Ведомо мне: он хоша тоже из немцев, да все ж Петровой стаи. И не больно друг Бирону, ироду заклятому. Тоже я заглядываю к Миниху порою… по делам по нашим. Вот… Намеднясь вышел я, вижу: стоят солдатики наши, из семеновцев… И Вася наш с ними же. Он нынче обещал побывать, как же! Вот я с ним попервоначалу, а после и со всеми другими растолковался: што за дела пошли теперь на свете? У императора нашего отец и мать живы… А над ним, над государем всероссийским, – немца худородного, конюха курляндского постановили. И до семнадцати лет совершения – изволь он такое терпеть… И мы с ним, войско и шляхетство российское. О простых людях не сказывая уже… Шутка ль… слышь, оно вот…
– Да слышу, слышу! – нетерпеливо отозвался Яковлев. – Не размазывай. Толком толкуй, бобов не разводи!
– Я и то толкую, слышь, оно вот… А Бестужев – бесстыжий, пьяным-пьяный и надходит, слышь… Видно, тоже к Миниху собрался на поговорочку… И не заметили мы… Идет, видим, – шут с им! Пущай идет… А он бочком, простоял и прослушал мои речи, словно шпынь базарный, чего министру и не пристойно бы делать! Да вдруг как вскинется: «Ты, капитан гвардии, а сам чему народ учишь?! Бунтуешь сам своих людей?!» Да еще, да еще… Да фыр-рть! Шпагу наголо да за мною! Слышь, оно вот… Еле я в людскую избу от него убежал, во двор к фельдмаршалу-то! Миловал Господь. Иначе не жить бы уж мне! Слышь, оно вот… Выпьем по сему случаю по еди…
Рука его, уже наклонившая бутылку над рюмками, остановилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78