– Спасибо, мистер Морз. – У меня больше нет вопросов.
Альтшулер поднялся и торжественно, не без ноток триумфа в голосе, произнес:
– Обвинение закончило представление дела.

* * *

Облака низко плыли над городом, а небо было цвета слоновьей кожи. Торнадо кружил по западным районам округа.
В пять часов Уоррен и Рик нырнули в маленький греческий ресторан, где Уоррен заказал салат по-гречески и кофе-эспрессо. Он пропустил ленч и потому был голоден. Рик пил двойное виски со льдом.
– Взгляни: вот ведь проблема, – сказал Рик. – Несмотря на все то дерьмо, которым нас сегодня забросали, наше дело по-прежнему зависит от того, поверят или не поверят присяжные леди-дракону, когда она предстанет перед ними для дачи свидетельских показаний. Она утверждает, что Клайд грозился ее убить, а теперь выходит, что это она угрожала ему. Она говорит, что была пьяной и не имела возможности выбраться из дома, – служащие ресторана заявляют, что она была трезва, как стеклышко и подсовывала спиртное через стол Клайду, а Томми Руиз божится, что мог бы промчаться на грузовике по тому коридору и с любой стороны от сильно набравшегося доктора. Она говорит, что Клайд шел на нее с кочергой – медицинский эксперт утверждает, что во время выстрела доктор спокойно стоял на месте. И хуже всего – свидетельство Кьюлика о том, что на кочерге должны быть отпечатки ладоней. Потом этот сукин сын выйдет и изобразит нашу невесту Христову, как нечто среднее между Анни Оукли Анни Оукли (1860 – 1926) – американская цирковая артистка-снайпер, знаменитая тем, что простреливала на лету игральную карту в нескольких местах, точно выбивая изображение масти.

и девкой из корпорации убийц. И мы еще ничего не получили в связи с таким веселым делом, кроме кочерги не с той стороны от дивана. Вот что я скажу: эта черная вдова идет прямиком к пожизненному заключению. Если мы хотим выиграть это дело, ты должен поговорить с нею. Ты, разумеется, хочешь его выиграть, не так ли?
Уоррен не представлял, как ответить Рику со всей искренностью. Рик был энергичный мужчина, постоянно стремящийся к успеху. И к тому же он не был моралистом. Молодой адвокат из его офиса однажды спросил у Рика: “Ваши клиенты называют вас Риком или мистером Левиным?” Рик ответил: “Это зависит от размеров гонорара. Если он достаточно высокий, то они могут называть меня хоть дыркой в заднице”.
Здесь, в ресторане, Уоррен отставил в сторону эспрессо и спросил:
– Ты помнишь то время, когда мы только начинали? Когда мы прошли за барьер и дали клятву. Помнишь ты, что мы при этом чувствовали?
– Я боялся, – ответил Рик.
– И я тоже, но сейчас я говорю не об этом. Тогда мне казалось, что я где-то среди ангелов, настоящий маленький Дон Кихот. Мы собирались помогать людям и в то же время жить честно. Быть гордыми. Мы часто говорили о философии правосудия, помнишь? Я чувствовал, что мне предстоит сделать так много. То же самое переживал и ты.
– Да, – сказал Рик. – Я это помню.
– А теперь мы имеем дело с подлецами, мы помогаем этим подлецам уйти от тюрьмы. Потому что за это нам платят. Потому что это и есть наша работа.
– Твой клиент, Гектор Куинтана, не похож на подлеца…
– Он – нет. Конечно, он с незаряженным пистолетом пытался ограбить “Секл-К”, но все же он порядочный человек. Хотя, разумеется, когда-то я так же думал и о Верджиле Фрире. Но теперь я стал взрослее. Возможно, я научился лучше разбираться в людях.
– Вот это ответ, – глубокомысленно кивнул Рик. – Стал взрослее. Научился лучше разбираться в людях.
Уоррен продолжил:
– Я жалею, что не сделался владельцем обувной мастерской, как мой дед. Самое большое зло, которое я мог бы причинить людям, – это заставил бы их мучиться от мозолей.
– Нет, тебе не стоит жалеть об этом. Ты любишь свою работу, точно так же, как и я, даже когда начинаешь ее ненавидеть. Не превращайся в обывателя. Просто тебе хочется, чтобы все в жизни делилось на черное и белое. Но так не бывает. И никогда не будет. – Вздохнув, Рик тихо добавил: – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но если ты будешь думать над этим слишком много, то можешь рехнуться. Делай свое дело и наслаждайся жизнью. Как говорится, наша жизнь – это не генеральная репетиция. Это все, что у нас есть. И не своди меня с ума, мальчик!
Уоррен согласно кивнул, мысленно попытавшись отделить представления о том, что считается этичным и практичным, от того, что нужно человеку, чтобы сохранить разум и самоуважение.
– Позволь мне кое-что тебе напомнить, – сказал Рик. – Клиент адвоката на процессе не может быть виновным до тех пор, пока этого не скажет суд. Виновность – это формальная, юридическая концепция. Адвокат говорит своему подзащитному: “Я советую вам рассказывать только правду. Но вы можете давать показания так, как считаете нужным”.
Уоррен ничего не ответил: ум его по-прежнему находился в смятении.
– Господи Иисусе! – встревожился Рик, прочитав на лице Уоррен отражение его мыслей. – Надеюсь, ты не собираешься сдать ее со всеми потрохами, не так ли?
– Нет. Я хочу выиграть дело. Я поговорю с ней.
– Тогда подготовь ее, как нужно. – Рик поднял бровь. – Такие пути есть, – сказал он тихо.
– Я знаю, что они есть.
– Ты хочешь, чтобы это сделал я?
Уоррен решительно покачал головой.
– Я же сказал, что сам сделаю это.

* * *

Когда Уоррен шел к зданию тюрьмы, чтобы еще раз встретиться с Гектором, целые столбы дождя немилосердно хлестали его по голове. Уоррен продолжал размышлять о словах Гарри Т. Морзе, который случайно упомянул, что видел, как Джонни Фей стреляла из пистолета, из которого впоследствии был убит Дан Хо Трунг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134