«Так я ж ей покажу»).Председатель, заперев Катерину Ивановну в кладовке Павловны, внушал Иванычу, что Катерина Ивановна убежала, а Василь Иваныч заснул со словами:— Ладно. Я ее завтра зарежу. Она моих рук не из бежит.Председатель ушел со словами:— Ну и самогон у Сидоровны. Зверь самогон.В три часа ночи явился Иван Сидорыч. Публично заявляю: если бы я был мужчина, а не тряпка, я, конечно, выкинул бы Ивана Сидорыча вон из своей комнаты. Но я его боюсь. Он самое сильное лицо в правлении после председателя. Может быть, выселить ему и не удастся (а может, и удастся, черт его знает!), но отравить мне существование он может совершенно свободно. Для меня же это самое ужасное. Если мне отравят существование, я не могу писать фельетоны, а если я не буду писать фельетоны, то произойдет финансовый крах.— Драсс... гражданин журналист, — сказал Иван Сидорыч, качаясь, как былинка под ветром. — Я к вам.— Очень приятно.— Я насчет эсперанто...— ?— Заметку бы написа... статью... Желаю открыть общество... Так и написать. Иван Сидорыч, эсперантист, желает, мол...И вдруг Сидорыч заговорил на эсперанто (кстати: удивительно противный язык).Не знаю, что прочел эсперантист в моих глазах, но только он вдруг съежился, странные кургузые слова, похожие на помесь латинско-русских слов, стали обрываться, и Иван Сидорыч перешел на общедоступный язык.— Впрочем... извин... с... я завтра.— Милости просим, — ласково ответил я, подводя Ивана Сидорыча к двери (он почему-то хотел выйти через стену).— Его нельзя выгнать? — спросила по уходе жена.— Нет, детка, нельзя.Утром в девять праздник начался матлотом ...начался матлотом... — Матлот — голландский матросский танец.

, исполненным Василием Ивановичем на гармонике (плясала Катерина Ивановна), и речью вдребезги пьяного Аннушкиного Миши, обращенной ко мне. Миша от своего лица и от лица неизвестных мне граждан выразил мне свое уважение.В 10 пришел младший дворник (выпивший слегка), в 10 час. 20 мин. старший (мертво-пьяный), в 10 час. 25 мин. истопник (в страшном состоянии, молчал и молча ушел, 5 миллионов, данные мною, потерял тут же в коридоре).В полдень Сидоровна нахально недолила на три пальца четверть Василию Ивановичу. Тот тогда, взяв пустую четверть, отправился куда следует и заявил:— Самогоном торгуют. Желаю арестовать.— А ты не путаешь? — мрачно спросили его где следует. — По нашим сведениям, самогону в вашем квартале нету.— Нету? — горько усмехнулся Василий Иванович. — Очень даже замечательны ваши слова.— Так вот и нету. И как ты оказался трезвый, ежели у вас самогон? Иди-ка лучше — проспись. Завтра подашь заявление, которые с самогоном.— Тэк-с... понимаем, — сказал, ошеломленно улыбаясь, Василий Иваныч. — Стало быть, управы на их нету? Пущай недоливают. А что касается, какой я трезвый, понюхайте четверть.Четверть оказалась «с явно выраженным запахом сивушных масел».— Веди! — сказали тогда Василию Ивановичу. И он привел.Когда Василий Иванович проснулся, он сказал Катерине Ивановне:— Сбегай к Сидоровне за четвертью.— Очнись, окаянная душа, — ответила Катерина Ивановна. — Сидоровну закрыли.— Как? Как же они пронюхали? — удивился Василий Иванович.Я ликовал. Но ненадолго. Через полчаса Катерина Ивановна явилась с полной четвертью. Оказалось, что забил свеженький источник у Макеича через два дома от Сидоровны. В 7 час. вечера я вырвал Наташу из рук ее супруга пекаря Володи. («Не сметь бить!!», «Моя жена» и т.д.)В 8 час. вечера, когда грянул лихой матлот и заплясала Аннушка, жена встала с дивана и сказала:— Больше я не могу. Сделай что хочешь, но мы должны уехать отсюда.— Детка, — ответил я в отчаянии. — Что я могу сделать? Я не могу достать комнату. Она стоит 20 миллиардов, я получаю четыре. Пока я не допишу романа Пока я не допишу романа... — Речь, конечно, идет о романе «Белая гвардия».

, мы не можем ни на что надеяться. Терпи.— Я не о себе, — ответила жена. — Но ты никогда не допишешь романа. Никогда. Жизнь безнадежна. Я приму морфий.При этих словах я почувствовал, что я стал железным.Я ответил, и голос мой был полон металла:— Морфию ты не примешь, потому что я тебе этого не позволю. А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, что от него небу станет жарко.Затем помог жене одеться, запер дверь на ключ и замок, попросил Дусю первую (не пьет ничего, кроме портвейна) смотреть, чтобы замок никто не ломал, и увез жену на три дня праздника на Никитскую к сестре ...увез... на Никитскую к сестре. — Речь идет о Надежде Афанасьевне Земской.

. ЗАКЛЮЧЕНИЕ У меня есть проект. В течение двух месяцев я берусь произвести осушение Москвы если не полностью, то на 90%.Условия: во главе стану я. Штат помощников подберу я сам из студентов. Жалованье им нужно положить очень высокое (рублей 400 золотом. Дело оправдает). 100 человек. Мне — квартиру в три комнаты с кухней и единовременно 1000 рублей золотом. Пенсию жене, в случае, если меня убьют.Полномочия неограниченные. По моему ордеру брать немедля. Судебное разбирательство в течение 24 часов, и никаких замен штрафом.Я произведу разгром всех Сидоровн и Макеичей и отраженный попутный разгром «Уголков», «Цветков Грузии», «Замков Тамары» и т. под. мест.Москва станет как Сахара, и в оазисах под электрическими вывесками «Торговля до 12 час. ночи» будет только легкое красное и белое вино. Комментарии. В. И. Лосев Самогонное озеро Впервые — Накануне. 1923. 29 июля. С подписью: «Мих. Булгаков». Фельетон датирован: «1923, июль».Переиздан в сб.: Булгаков М. Трактат о жилище. М.; Л., 1926.Печатается по тексту газеты «Накануне».
Булгаков многократно описывал знаменитую квартиру №50 в своих сочинениях, но так ярко, как он это сделал в «Самогонном озере», рассказал впервые.
1 2 3