— Трубников Павел Семенович.
Протянул руку и почувствовал, что ладонь хозяина вместо кожи покрывает что-то очень похожее на сопревшую клеенку.
— Ну что, будешь? Один хрен, не спится. — На Сарычева уставились лишенные ресниц гноящиеся глаза. Не дожидаясь ответа, новый знакомый налил ему полстакана «Московской». — Не боись, хавка и бухало у меня чистые, оттуда. — Он махнул рукой в сторону колючей проволоки.
Они сидели в тускло освещенной, грязной комнате за расшатанным столом, на котором стояла бутылка водки с кое-какой закуской. Часы-ходики на обшарпанной стене с неумолимой наглядностью отсчитывали время…
— И давно вы тут, Кузьма Артемьевич? — Майор старался не смотреть на страшое, покрытое коростой лицо сотрапезника.
— Давно, милый, давно. — В уголках потрескавшихся губ хозяина сочилась сукровица. Уловив сочувствующий взгляд, он налил еще по одной, чокнулся, с чувством тяпнул. — А ты, паря, не зырь на харю-то мою, сам на себя в дразнилку note 200 Note200
Зеркало.

давно уж не смотрелся, но чую, что с души воротит. Ничего не попишешь — каждому свое.
Да уж… Давным-давно был Кузьма Артемьевич рецидивистом по кличке Тяжеляк, но когда началась война, не посчитал зазорным взяться за оружие и искупить содеянное кровью. В сорок пятом он вернулся, хоть и без ноги, но с победой, однако прежние кенты по воле объявили его «автоматчиком» note 201 Note201
Вор, взявший оружие из рук властей.

и хотели трюмить note 202 Note202
Мучить.

, за что и были им расписаны вчистую.
— Ну, навесили мне новый срок. — Рассказчик нарезал жеребейками сало и, заметив, что майор, не побрезговав, принялся жевать, одобрительно кивнул. — Потом отправили на поселение, вон там, верстах в пяти отсюда, деревенька стояла. — Покрытая струпьями рука подлила в стаканы, убрала пустую бутылку под стол, незамедлительно выставив полную. — Уж и забыл, когда и пил в компании, в одиночку-то уж больно тошно. Ну, будем…
Крякнули, закусили капусткой, и Сарычев узнал, что когда Кузьма Артемьевич пробыл на поселении года два, все округу обнесли колючкой, нагнали зэков с солдатами, и те в степи наворотили черт знает что. О деревеньке, оказавшейся внутри периметра, и думать забыли.
— Ну вот, в один прекрасный день полыхнуло в полнеба, бабахнуло знатно, и поднялся такой ветер, что крыши раком встали. — Рассказчик замолчал и вдруг беззубо, одними кровоточащими деснами улыбнулся. — Только сам я этого не видел, был пьян вумат. А как очухался, смотрю, по избам лепилы с энкэвэдэшниками в белых балахонах шастают, все чего-то вошкаются, нюхают, это я уже потом врубился, что уровень радиации. Походили немного и успокоились, ничего, мол, страшного, а через месяц взорвали такое, что земля пошла волнами.
Словом, через год из всей нашей деревни один я неожмуренный остался, да и то, как лепилы потом сказали, потому что бухал, не просыхая. А потом словно отрубило. Никакой суеты, все тихо, спокойно, привезут что-то по узкоколейке, в землю зароют, и опять тишина. Это я уже позже узнал, что бомбы испытывать они стали где-то в Казахстане, а здесь организовали что-то вроде кладбища. Погоста, такую мать…
Скоро язык у Кузьмы Артемьевича стал ворочаться с трудом, глаза его потихоньку закрылись, и, бухнув лысой головой о стол, он захрапел. Не успел рассказать, как прибывшие когда-то начальнички просто охренели при виде аборигена в зоне, а потом, руководствуясь мудрым правилом: «Работай, пока не сдох», поставили его на довольствие.
А работы хватало, потому как лодок наших подводных в океанах не счесть, станций атомных понастроили где ни попадя, и капиталисты платят в твердой валюте, только успевай зарывать их радиоактивное дерьмо! А что? Страна у нас большая, одна Сибирь чего стоит…
— На кладбище ветер свищет, нищий, сняв шта-нищщи… — Внезапно хозяин оторвал голову от стола и, словно беседа и не прерывалась, внимательно уставился на Сарычева. — А вот не могу понять я, Паша, почему ты не вошкаешься, сидишь без суеты, будто не понимаешь, куда попал? На февральского-то ты вроде не машешь.
— Все, Кузьма Артемьевич, просто, как божий день. — Сарычев положил кусочек сала в уксус и помял вилкой. — В розыске я, а кроме того, ВИЧ-ин-фицированный. Знаешь болезнь века СПИД? Какая разница, от чего помирать? Так что, если не в тягость, позволь, Кузьма Артемьевич, пока что здесь побыть. Я недолго…
Само собой — до весеннего равноденствия оставалось всего три дня…
— Да по мне, ежели хороший человек, то хоть всю жизнь живи. — Лысая голова опять уткнулась в столешницу, и, оттащив неподвижное тело на кровать, Сарычев сразу же ощутил каждой своей клеточкой груз усталости. На него навалилась неукротимая зевота, и он заснул прямо за столом.
Проснулся Александр Степанович рано утром. Несмотря на выпитое вчера, чувствовал он себя отдохнувшим и, пребывая в глубокой уверенности, что кто-то из его предков, видимо, пил горькую как воду, услышал:
— Паша, седай к столу.
Кузьма Артемьевич не похмелялся, а, истово кряхтя, цедил из кружки что-то мутновато-пенистое. Заметив вопросительный взгляд майора, он потянул из-под стола огромную стеклянную бутыль.
— Щи. На старинный манер note 203 Note203
В старину действительно квасили капусту в бутылях и называли конечный продукт щами.

… Лучше не придумаешь…
— Спасибо, я чайку. — Сарычев зевнул и потянулся к внушительному, ведра на два самовару: — Смотри-ка ты, еще горячий.
Он уже успел выпить стакан-другой, съесть в охотку остатки колбасы, как что-то заставило его насторожиться и подняться из-за стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113