Он старательно выкладывал на столе гусиные перья, а сейчас одним движением разрушил стройный ряд.
— Моя мать не желала слышать в своем доме ирландской речи. Она секла нас, если мы не слушались.
— Ваша мать кажется мне верхом совершенства. А другая? Читала с вами Попа, учила, как очаровывать словами, Мэри-Кейт?
Она вспыхнула. От его слов или от пристального взгляда?
— Миссис Тонкетт? Она была гувернанткой и сохранила любовь к обучению детей. Во мне она нашла благодарную ученицу, научила меня читать и считать. Вечерами я почти всегда сидела у камина. Горели свечи, а я читала вслух Голдсмита, Попа и Джонсона.
— И мечтали о том времени, когда вам больше не придется работать прислугой?
Он слишком сильно зажал перо между пальцами, и оно сломалось. Сент-Джон положил его на стол, уколов при этом палец, и взглянул на Мэри-Кейт.
— Вам досаждает, что я хотела для себя большего? Или что вышла за Эдвина, оставив поденную работу?
Когда она стоит, расправив плечи, и бросает ему в лицо все, что думает, на нее легко рассердиться.
— Зачем вы здесь, Мэри-Кейт?
— Потому что вы считаете меня повинной в грехе, о котором я не знаю, Арчер Сент-Джон. Потому что вы преследуете меня и сделали своей пленницей, когда я забочусь только о вашем благополучии.
— И говорите об Алисе так, словно знаете, где она находится. Как будто вы устроили заговор.
— Как мне доказать, что я ничего подобного не делала? Гораздо легче признаться в обратном. Мне нечего сказать в свое оправдание.
— А если я скажу, что это не имеет значения? Что я прощаю вас? — Его голос прозвучал обманчиво лениво.
Она молча рассматривала его.
— Я не сделала ничего, за что меня надо прощать. Он улыбнулся ей в ответ:
— Что за муж был Эдвин?
— Вы уже спрашивали об этом. Неужели это вас так интересует?
— Не перестаю удивляться, почему в ответ на вашу ложь я отвечаю искренне. Вам удалось разбудить во мне интерес, выходящий за грани разумного. Вам нравится быть загадкой?
— Еще один трудный вопрос, Арчер.
— Тогда вот полегче. Почему у вас не было детей?
— Я ждала ребенка, но не доносила его. Повитуха сказала, что у меня будет другой. Но другого не получилось.
— А вы хотели? Она сцепила пальцы.
— Мой муж не захотел, сказал, что слишком стар, чтобы брать на себя такую ответственность. У него были дочь и сын, но уже давно умерли.
— И с того дня он к вам не прикасался?
— Это вас не касается.
— Нет?
На его губах заиграла улыбка. Она отвела глаза и взглянула поверх его головы в окно. За распахнутыми шторами чернела ночь.
— Мой муж был по-своему неплохим человеком, — сказала она, без труда направив его любопытство в другое русло. Теперь ему захотелось узнать, что же сделал Эдвин Беннетт, если она хранит о нем добрую память. В чем заключалось его хорошее к ней отношение?
— Он трудился не покладая рук, был усердным работником.
— И холоднее могилы?
— И снова это вас не касается.
— Но вы не любили его. Почему?
— Я должна ответить на этот вопрос, чтобы доказать свою невиновность?
— Нет, — сказал он. — Возможно, для того, чтобы удовлетворить мое любопытство.
— Напрасно вы идете у себя на поводу. Подозреваю, что любопытство для нас с вами — вещь опасная. Помню, как я захотела удовлетворить свое и получила в ответ насмешки.
— Поэтому вы и убежали, предпочтя опасности Лондона роскоши Сандерхерста?
Она покачала головой.
— А не поэтому ли вы сейчас здесь, хотя было бы безопаснее лежать в постели, с головой накрывшись одеялом?
— Возможно.
Ей не следовало произносить этого слова. Но она вдруг сказала:
— Мне очень неуютно одной. По крайней мере этим вечером.
Он не верил своим ушам — она приглашает его, подтверждая, что их мысли текут в одном направлении!
Отблески огня в камине перекликались с пунцовым цветом штор, отражались от обитых шелком стен, смягчали резкие очертания мебели красного дерева. Комната располагала к тому, чтобы покурить сигару, потягивая портвейн или бренди, от души посмеяться или поспорить о ценах на товары и о расширении рынка. Но здесь не место для мятежной извечной борьбы между мужчиной и женщиной.
— Так вот каким образом вы хотите убедить меня в своей невиновности, Мэри-Кейт? Ослепив страстью?
— Я не знала, что Эдвин был вашим адвокатом. Он кивнул, словно ожидал этих слов.
— И вы не остались без денег, без средств к существованию? Не забывайте об этом.
— Я никогда не встречалась с Алисой! — отрезала она. Голос, который он уже привык считать мелодичным, прозвучал так резко, что Арчер улыбнулся, очарованный зрелищем Мэри-Кейт в гневе.
— Я начинаю думать, что вы не лжете, мадам, потому что это самая сомнительная часть вашей истории.
Он принялся отрывать от листа бумаги длинные полосы. Интересно, заметила она, как дрожат у него пальцы?
Ей лучше незаметно выскользнуть из этой комнаты. Так наверняка будет разумнее. А она заговорила, давая ему повод разозлиться:
— Вы не можете хотя бы на один вечер забыть, что не верите мне? Или притвориться, что я — кто-то другой? Кто-то, кто может вам понравиться, стать вашим другом?
— У вас необыкновенная способность, Мэри-Кейт, повергать меня в изумление.
Он поднялся и подошел к ней. Она не двинулась, не отступила, даже когда он дотронулся до ее подбородка. Как совершенно сочетание этих рыжих волос и матовой кожи! Зеленые глаза призывают, говорят без слов: «Обними меня. Поцелуй меня. Прикоснись ко мне!..»
— Я не хочу, чтобы вы были моим другом. Любовницей, даже шлюхой. Но не другом. Не очаровательной подругой.
С книгой в руках она казалась бы ученицей, если бы ее губы не сулили поцелуя, а выражение глаз не предлагало еще больше — стать котенком в его руках, рабыней, королевой, женщиной для мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88