Разбился, конечно, насмерть. Не знаю, врет Вадик или правду говорит. Больше похоже, что врет. Точнее - "фантазирует". А может быть, и нет. Не знаю. Только в подъезде было довольно холодно, и хоть я и стояла, прижавшись спиной к батарее, все-таки простыла. И вот теперь лежу на животе, как камбала. (Мама поставила банки, и спина у меня теперь будет вся в пятнах). Лежу и маюсь от безделья. Вот даже дневник взялась писать. Я уже сто лет мечтала вести дневник, но каждый раз казалось, что начинать уже поздно.
Пришла мама, стала снимать банки, я отвлеклась, а потом перечитала, что написала и убедилась, какая я глупая. Начала с Нового года, а кончила банками. С Новым годом вот что: наш класс уже месяц готовится шикарно его встретить - на лыжно-туристической базе в Ново-Белово (отец Верки Богатовой сделал нам коллективную путевку на пять дней). 29-го туда поедет весь класс, а вернется - 2-го января следующего года. А я телевизор буду, как дура, смотреть. С папочкой и мамочкой.
Главное, я чувствую: буду здорова 31-го или даже 30-го как корова (хотела написать "здорова как бык", но подумала, что про девушку так писать странно, вот и получился детсадовский стишок: "Здорова, как корова"). Но, во-первых, одну меня мама не отпустит, а во-вторых правильно сделает, потому что добраться туда можно только на своей машине. Наших-то автобус повезет (с завода, где Веркин папа работает). Конечно, если бы я наехала на отца, он бы, может быть, и договорился, чтобы меня кто-нибудь отвез, но только я заикнулась об этом, мать сразу: "Куда ты собралась, ты же на ногах еле стоишь!.."
И вот лежу я на животе (то банки, то горчичники, с ума можно сойти), а мне все звонят и сочувствуют. И Вадик - козел - позвонил: "Ой, как жалко, что тебя не будет..." Молчал бы уж. Если такой влюбленный, мог бы тоже не ездить. Из солидарности. Хотела я ему это сказать, но передумала. Зато знаю теперь окончательно, какой он козел.
Почти весь класс звонил. Ведь у нас в классе - я, Верка и Инка самые симпатичные девчонки, и без нас скучно, особенно парням. К тому же мы и самые "компанейские". Плохо только, что у нас с Инкой сейчас немного отношения испортились - из-за Вадика. Он мне на фиг не нужен, а она от него - без ума. А он на нее - ноль внимания. И бегает за мной. Я ей честно все это объясняю (про то, что он мне - на фиг не нужен), а она не верит и ревнует.
Тоже позвонила мне и давай сокрушаться, что я не еду. А я прямо слышу, как она рада: Вадик - в полном ее распоряжении. Вадика-то мне не жалко, а вот то, что она не искренне меня жалеет - обидно. Сколько лет дружили.
Все. Устала писать.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕТОВА
Годи хвастлив. Порой - невыносимо. Причем, пользуется он тем, что проверить его невозможно. Во всяком случае, так мне кажется. Когда он в приподнятом расположении духа, он с удовольствием рассказывает разные небылицы. Самое обидное, что у меня нет никаких серьезных оснований утверждать, что это - действительно НЕБЫЛИЦЫ. Ведь ни разу не ловил я его не то что на лжи, на малой неточности. А так хотелось бы. Ведь почти всегда итог его рассказов - унижение, низвержение, втаптывание в грязь самых любимых вами понятий и имен. При этом, сам он словно бы к тому и не стремится, рассказ его вроде бы никого не порочит. Но потом вы почему-то просто уже не ощущаете былого благоговения по поводу подвернувшегося ему под руку очередного вашего кумира.
Подобное же действие "автоматической дискредитации" оказывал занятный прием, которому научил меня мой одноклассник (мы учились тогда в третьем или в четвертом) Саня по прозвищу "Кривой" (от фамилии Кривошеин). Я тогда сильно робел, выходя к доске, буквально терял дар речи, даже если и был прилично подготовлен. В результате - "стаи лебедей" (как выражался наш завуч). Так вот, Кривой посоветовал мне: "Ты перед тем, как выйти к доске, представь училку, как она в сортире на унитазе сидит, и все сразу пройдет". И что вы думаете? Метод действовал без осечек.
Вернемся к Годи. Однажды я взахлеб повествовал ему о достоинствах полифонического метода Достоевского (Федор Михайлович - мой хлеб насущный и моя искренняя любовь; он - тема моей незащищенной пока кандидатской). Годи слушал с интересом, то хмурясь, то неожиданно возбуждаясь и похохатывая, потирая друг о друга узловатые бледные кисти рук. А когда я добрался до "Идиота" - своего конька - он перебил меня нелепым заявлением:
- А ведь страшнее тезиса "Красота мир спасет", человек, пожалуй, ничего не придумал.
Я как-то сразу осекся, а он, выдержав по-актерски эффектную паузу, продолжил - монотонно, полуприкрыв веки и покачиваясь:
- Третья мировая война, унеся 200 миллионов жизней, неожиданно явилась толчком для возрождения всеобщего оптимизма: ядерное оружие так и не было применено. Здравый смысл победил, несмотря на царившую, казалось, бесконтрольную истерию. Только три атомных гриба за два года интенсивнейшей бойни - это вселяло надежду. Обескровленное человечество, зализывая раны, вновь принялось за созидательный труд.
Но разум царил лишь каких-то семь коротких лет, названных позднее "Большим затишьем". Территориальные притязания государств Ислама делали обстановку в мире все более напряженной. И напряжение это однажды лопнуло. То, что случилось, уже не называлось войной. Историки более поздних времен назвали это Великим Крахом. То, от чего человечество удерживало себя столько сложнейших десятилетий, свершилось за какие-то четыре дня. Весь смертоносный ядерный потенциал земного шара за четверо суток был выпущен на волю и превратил планету в бесплодную выжженную глыбу.
Сохранилось не более миллиона человеческих особей, мечущихся в кошмаре радиоактивной пустыни, гибнущих от голода и холода ядерной зимы.
1 2 3 4 5 6