Она бесконечно цитировалась, устно и письменно, по поводу и без повода. Никто не обращал внимания на то, что дальше у Хомякова шло: "О недостойная избранья, ты избрана!"; публику не интересовали его славянофильские устремления, ее привлекало только новое, более или менее меткое и хлесткое, выражение оппозиционности. Стихотворение это разошлось в огромном количестве списков по всей стране. Правда, поначалу, в разгар войны, проходившей так унизительно для России, у Хомякова было много критиков, воспринявших его опус как неуместное и несвоевременное оскорбление родины. Затревожились и власти; Хомякова вызвали к московскому генерал-губернатору и взяли с него расписку, что он без дозволения цензуры не только не будет печатать свои произведения, но и никому не станет их показывать. "А матушке можно?", спросил Хомяков у губернатора, давно знакомого с ним и его семейством. "Матушке можете читать", отвечал губернатор, "и передайте ей, пожалуйста, мое почтение".
Великое столкновение с Западом всколыхнуло образованных русских по всей России. Достоевский, находившийся в ссылке в Сибири, был охвачен не меньшим патриотическим одушевлением, чем жители Москвы и Петербурга. Он даже пишет в связи с этим стихотворение, названное им "На европейские события в 1854 году". Конечно, с его стороны это была скорее отчаянная попытка привлечь внимание правительства к своей судьбе, этакое "captatio benevolentie". Тем не менее это произведение по-своему любопытно (оно приводится здесь в Антологии, так же как и более позднее стихотворение Достоевского, написанное уже "на заключение мира"). Достоевский не был поэтом, да и вообще отвык тогда, наверное, за долгие годы каторги от любой литературной деятельности. Его стихи выдают в нем скорее прилежного читателя поэтических произведений, чем вдохновенного стихотворца. Они насыщены большим количеством реминисценций из Пушкина и Лермонтова, но при этом строго выдержаны в официальном стиле, со скрупулезным соблюдением всех норм и правил тогдашней патриотической поэзии. Начало стихотворения сразу вызывает в памяти оду "Клеветникам России", с поправкой на модные в то время простонародные интонации:
С чего взялась всесветная беда?
Кто виноват, кто первый начинает?
Народ вы умный, всякой это знает,
Да славушка пошла о вас худа!
Уж лучше бы в покое дома жить
Да справиться с домашними делами!
Ведь, кажется, нам нечего делить
И места много всем под небесами.
Последние строки - явная переделка из Лермонтова:
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: "Жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он - зачем?"
Дальше Достоевский упоминает о свергнутом монгольском иге, после которого переходит сразу к польскому восстанию 1830-1831 годов - видимо, не без влияния Пушкина. По его примеру он также обращается и к западным витиям:
Писали вы, что начал ссору русской,
Что как-то мы ведем себя не так,
Что честью мы не дорожим французской,
Что стыдно вам за ваш союзный флаг,
Что жаль вам очень Порты златорогой,
Что хочется завоеваний нам,
Что то да се... Ответ вам дали строгой,
Как школьникам, крикливым шалунам.
Не нравится - на то пеняйте сами!
Не шапку же ломать нам перед вами!
Отнесшись так сурово к западным журналистам, Достоевский переходит дальше к не менее решительным политическим выводам:
Не вам судьбы России разбирать!
Неясны вам ее предназначенья!
Восток - ее! К ней руки простирать
Не устают мильоны поколений.
И, властвуя над Азией глубокой,
Она всему младую жизнь дает,
И возрожденье древнего Востока
(Так Бог велел!) Россией настает.
Свой труд Достоевский в официальном порядке отправил в Петербург, адресовав его прямо в III Отделение. Злободневное произведение не было напечатано, и позднее, уже после смерти Николая I, опальный литератор пишет новое стихотворение, посвященное Крымской войне. Интересно, что в нем уже появляются искорки подлинной поэтической образности:
Когда настала вновь для русского народа
Эпоха славных жертв двенадцатого года
И матери, отдав царю своих сынов,
Благословили их на брань против врагов,
И облилась земля их жертвенною кровью,
И засияла Русь геройством и любовью,
Тогда раздался вдруг твой тихий, скорбный стон,
Как острие меча, проник нам в душу он,
Бедою прозвучал для русского в тот час,
Смутился исполин и дрогнул в первый раз.
Но все было тщетно. Военное начальство Достоевского препроводило его новое стихотворение министру с просьбой опубликовать его, а заодно и присвоить его автору унтер-офицерский чин. В прапорщики Достоевского произвели, но печататься ему так и не дозволили. Зато его поэтические усилия имели другое неожиданное следствие: слухи о том, что Достоевский написал верноподданнические стихи, распространились среди петербургских литераторов и вызвали шумное негодование и насмешки в так называемых передовых кругах. Как же можно было, действительно, отрекаться от революционных идеалов молодости по таким пустяковым причинам, как ссылка и каторга! Как вообще посмел восхвалять царя русский интеллигент и литератор!
Но Достоевский писал свои стихотворения не только для того, чтобы снискать расположение правительства. Уже в то время у него складывались славянофильские убеждения, позднее широко развернутые им на страницах "Дневника Писателя". Точно так же, как и славянофилы, он мечтал об освобождении славян от турецкого владычества, об основании всеславянской конфедерации, а главное -о взятии Константинополя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139