– Умойся и поедем со мной на поля, Дахрейн. Возможно, тебе следует посмотреть, что ты продаешь.
– Микаэла, я хотела бы попросить тебя о помощи, – с беспокойством сказала Аврора.
Ребенок ткнулся Микаэле в ноги, и она потеряла равновесие, но Рейн метнулся через всю комнату и подхватил ее под локоть, не дав упасть.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Думаю, сегодня ты уже все сказал.
– Микаэла… – тихо простонал он.
Она вздернула подбородок и высвободила руку. Он даже не знал, смеяться ему или плакать. Рэнсом снова позвал его, дети потянули Микаэлу на кухню.
– Испытываешь раскаяние, да? – усмехнулся отец.
– Умоляю, не смейся над моими страданиями. – Лицо у Рейна стало надменным. – Или я напомню тебе случаи, когда ты обижал мать.
Он еще дважды пытался увидеться с ней, но все в доме, будто сговорившись, не давали ему такой возможности. То мать знакомила его жену с рецептами приготовления настоек, то Вива рассказывала ей о старшем сыне Лилана Бейнза, о том, каким он вырос красавцем, то сама Микаэла сторонилась его. Конечно, он заслужил это своим поведением, однако пропасть между ними была уже достаточно глубока, и ему не хотелось углублять ее своим упрямством. Он нашел Микаэлу в комнате со своим младшим братом Максом, который спал у нее на руках. Потрясенный этой картиной, Рейн прислонился к косяку, глядя, как она прижимает ребенка к груди, словно он единственное родное для нее существо. Потом Рейн услышал ее всхлипы.
Он признался себе, что ужасно боится потерять Микаэлу, и ломал голову, как приблизиться к ней.
Мимо прошла Аврора с охапкой свежевыстиранных одеял и простыней.
– Ну и вид у тебя, сынок, – прошептала она.
– Знаю, – улыбнулся он.
То же самое ему частенько говорила Микаэла.
Глава 32
Он пришел к ней подобно дыму, проникающему сквозь замочную скважину. Беззвучно. Только запах и жар его кожи.
– Прости меня, любимая, – шепнул он в темноту. – Прости.
– Куда ты уходил?
– Далеко, любимая, чтобы не причинить тебе боль. Я же обещал не приходить к тебе в гневе.
Микаэла открыла глаза и увидела его – тень на фоне льющегося в комнату серебристого света.
– Прости меня. Я не хотел быть таким жестоким.
– Колин причинил тебе боль, я знаю. Но если бы ты со мной поговорил, мы бы…
Рейн прижал палец к ее губам.
– Я боялся, что стоит мне коснуться тебя, и у меня проснется желание заглушить страдания тобой, боялся, что я обижу тебя сильнее, чем это сделают мои слова.
– О, Рейн! – вскрикнула она.
Его большое тело прижало ее к матрасу, он целовал, целовал, целовал жену, не в силах остановиться. Его руки медленно скользили по ее телу. Она выгибалась дугой навстречу его ласкам, их ноги сплелись, тела слегка раскачивались на волнах смятых простыней.
Рейн перевернул ее на живот. Она прижалась спиной к его чреслам, а он принялся ласкать и гладить ее, шептал, как он восхищается ее телом, какое оно соблазнительное, как он жаждет проникнуть в нее, как ее крики воспламеняют его. Потом Рейн уговорил ее доставить наслаждение самой себе, изучить свое тело. Микаэла откинула голову ему на плечо, а он наблюдал за ее руками, которые находили самые чувствительные места, снова шептал, что будет любить ее до рассвета, что она его половина, а она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить крики. Рейн продолжал ласкать ее, не давая прикоснуться к себе, говоря, что достигнет экстаза только вместе с ней.
Под его пристальным взглядом Микаэла чувствовала себя невинной, грешной, соблазнительной и неотразимой. Она взяла в руку его возбужденную плоть, но Рейн не принял ласк, продолжал изгибать ее тело, словно натянутый лук, вновь и вновь доводя ее до исступленного восторга, пока Микаэла не начала вскрикивать, умоляя войти в нее, иначе она закричит и поднимет на ноги весь дом. Издав хриплый дьявольский смех, Рейн положил ее ладони на резную спинку кровати и прошептал, что сегодня ночь плотских наслаждений.
– Перестань, Рейн, иди ко мне.
Обернувшись, Микаэла пожирала глазами его тело, от широких плеч до возбужденной плоти, жаждавшей соединиться с ней.
Он раздвинул большими пальцами нежные складки, вошел в нее, медленно, уверенно, потом усилил нажим, и влажная перчатка лона приняла его, мышцы сократились, а настойчивые пальцы Рейна продолжали ласкать ее, заставляя выгибаться и раскачиваться.
В наполненной любовью тишине слышалось только их бурное дыхание.
Кожа к коже. Цвет экзотических пряностей и изысканных сливок.
Рейн любил жену в своей детской спальне, прижимался к ней, шептал ее имя, восхищался ее красотой. А Микаэла принимала его, подчиняла себе, лечила его душу, пока крик ее исступленного восторга не поплыл в ночном воздухе. Рейн слился с ней, отдавая ей всю силу, умирая от наслаждения, которое (он понял это в ту же минуту, когда впервые увидел ее) он мог испытать только с ней.
Почувствовав какое-то щекотание, Рейн открыл глаза. Темная фигура склонилась к его ногам и ласкала губами стопу, обезображенную шрамом икру, затем колено.
– Твои губы восхитительны, – улыбнулся он.
– Спасибо. Позволь мне доказать это.
Губы сомкнулись на его чреслах, Рейн вскрикнул, потянулся к жене, но Микаэла не прекратила свои ласки.
– О Боже. – Он вцепился руками в простыню. – О… Боже!
– Хочешь, чтобы я перестала?
– Нет! Да!
Чувствуя, что готов излиться, Рейн опрокинул ее на спину, раздвинул ей ноги и вошел в нее, а Микаэла засмеялась, радуясь его нетерпению, своей власти над ним, способности довести любимого до безумия в стремлении найти удовлетворение с ней. Они стискивали друг друга в объятиях, пока не оказались на вершине блаженства и не рухнули с высоты в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110