Нож был не самым красивым в его коллекции, поэтому она надеялась, что Рейн не слишком расстроится и не бросится разыскивать пропажу. «Теперь я еще и воровка», – подумала Микаэла, спрятала нож на дно корзины и шагнула в ванну, стоящую у камина. Намылив губку, она стала энергично тереть себя. Всю дорогу она вспоминала о том, как Рейн смотрел на нее – словно она была драгоценным и хрупким созданием, к которому он не смел прикоснуться. Вспоминала, как он собирал утят, какие у него морщинки возле глаз, когда он так очаровательно улыбался, вспомнила его взгляд, который пробудил в ней ранее не изведанные чувства.
Все мужчины одинаковы. На расстоянии они милы и очаровательны, потом кулаками утверждают свою власть.
«Кроме папы. Папа никогда не обижал меня», – подумала она, до красноты натирая кожу губкой. Смерть отца стала для нее не только потерей любимого человека, его смерть отняла будущее. Микаэла с грустью размышляла о детях, о собственном доме, о любящем муже, которых у нее никогда не будет. Незваные слезы закапали в воду, и она сердито провела мыльной ладонью по щеке.
«Не вешай нос, старушка. У тебя есть пища и крыша над головой», – убеждала она себя, клянясь, что большего ей и не нужно.
А потом ее мысли опять устремились к капитану, и она беспомощно всхлипнула. Рейн отверг ее холодным взглядом, когда она не разрешила себя поцеловать. Он еще раз доказал, что ни красивое лицо, ни тревога за ее жизнь ничего для мужчин не значат, если они захотели переспать с женщиной.
А если бы Рейн знал… то не захотел бы даже поцелуя.
Ни один мужчина не захотел бы.
Она больше не желает с ним встречаться. Если он кому-нибудь расскажет, что она стреляла в него, то ее вполне могут повесить.
В дверь постучали, заглянула горничная, и Микаэла взмахом руки пригласила ее войти. Милли помогла ей прополоскать волосы, после чего Микаэла вылезла из ванны, быстро вытерлась и начала одеваться.
– О, Милли, быстрее, – сказала она горничной, застегивавшей на ней платье. – Я слышу его шаги.
– Извините, но это платье старое и поношенное. – Милли неодобрительно покачала головой. – Вам не следовало бы его надевать.
Конечно, платье вышло из моды, поблекло от стирки, однако лучшего у Микаэлы не было.
– Пожалуйста, стойте спокойно, мисс, – попросила горничная, поскольку хозяйка тем временем пыталась заплести волосы, которые выскальзывали из рук. Милли наконец застегнула платье и начала торопливо наводить порядок вокруг ванны.
Громкий стук в дверь испугал обеих. Микаэла на ходу воткнула булавку в волосы, представив, что за дверью стоит человек, собирающийся заковать ее в кандалы.
– Иди, все будет в порядке, – сказала она Милли, ибо той явно не хотелось оставлять ее одну, и распахнула дверь.
– Ну, ты наконец-то поднялась и занялась делом, – произнес дядя.
– Да, я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо за заботу. Он не вошел в комнату, не удостоил взглядом служанку, которая терпеливо ждала, когда ей дадут пройти. Он пристально рассматривал племянницу, словно инспектировал войска, затем одобрительно кивнул при виде ее скромного платья. «Наверное, дядя ожидал, что я сойду вниз в корсете и чулках», – рассеянно подумала Микаэла и чуть не сказала ему об этом. Но он не терпел нарушения субординации ни в своих войсках, ни со стороны племянницы.
– Тогда спускайся, мы проголодались.
«Без меня вы, конечно, не в состоянии поднять вилку», – снова подумала она, а вслух невинно поинтересовалась:
– Мы?
– Разумеется, майор обедает с нами.
– Очень приятно.
Да, было бы глупо надеяться, что майор освободит ее от своего присутствия. Микаэла взяла дядю под руку, и он взглянул на нее сверху вниз с таким видом, словно племянница осквернила его мундир. Но та не дрогнула.
Если отец и научил ее чему-либо, так это мужеству перед лицом врага.
Глава 3
Темпл хмуро посмотрел на лежащего на койке Рейна.
– Можно подумать, он без сознания или что-то в этом роде. Пробормотал несколько слов. Ей-богу, он совершенно неподвижен.
– Значит, ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется, – ответил Лилан.
– Это лихорадка, что тут еще знать?
Если бы не пот, блестевший на груди друга, Темпл подумал бы, что тот при смерти.
– Он лечит себя, – объяснил Лилан и, как всегда в подобных случаях, задумался, где сейчас пребывает капитан.
Темпл недоверчиво взглянул на рулевого. Он знал Рейна всего несколько лет, хотя их пути часто пересекались во время его командования одним из судов капитана. Рейн отличался благородством и неизменной верностью, однако кое-что в нем с трудом поддавалось объяснению. Например, это.
– Я знаю, что он увлекается викканским искусством.
– Это не увлечение, – ответил Лилан. – Ты просто не понимаешь.
– Да? Объясни, приятель.
– Он сам расскажет, если захочет.
Темпл оглянулся на своего капитана. За бутылкой мадеры Рейн иногда рассказывал кое-что из своего прошлого, но редко касался этой стороны своей жизни.
– Оставим его. – Бейнз кивнул на дверь и направился к выходу. Раджин лежала на страже у койки, свернувшись, как котенок, и положив голову на мощные лапы. – Нужно подождать.
Рейн ничего не слышал, окружив себя коконом из света, который делал его невесомым, проходил сквозь его мозг, древние слова заполняли душу, поглощались кожей. Тепло, непрерывно поступающее в кровь, омывало рану с каждым ударом сердца.
Рейн увидел какую-то улицу, от которой в разные стороны, как спицы в колесе, расходились дороги. Три из них были темными, окутанными пеленой. Неожиданно всплыли картины детства: худенький мальчик лежал на земле, сжимая руку матери. Он повернул голову, увидел ее неясный образ, длинные черные волосы, сплетенные с зелеными травами Убежища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110