»
Чтобы отвлечься, она расчесала волосы яростными рывками и схватила недоеденный бутерброд. Откусила сразу побольше, с трудом прожевала, набила в рот остаток. И все это время за спиной у нее находился совершенно голый мужчина.
Интересно, что он сейчас делает? Водит мочалкой по рукам и плечам? Растирает мыло в ладонях, взбивая обильную пену? Намыливает всю эту темную, густую шерсть на груди? Или мочалка уже скользит вниз по твердому, как камень, животу, спускаясь под воду — туда, где слегка расставлены его ноги?..
В этой комнате невыносимо жарко!
Сама того не замечая, она начала обмахиваться ладонью.
— Сэйбл!
— Э-э… что?
— Не хочешь потереть мне спину?
— Не имею ни малейшего желания!
— Я так и думал.
— Тогда зачем же вы спросили?
— Затем, что спину мне надо как следует отмыть. Ничего, в один прекрасный день ты согласишься сделать это.
— Ну да, конечно! Можете тешить себя подобными мечтами, мистер Мак-Кракен, — возможно, ваша спина от этого станет чище!
— Люблю получать столь мягкие отповеди. Это все равно что быть избитым меховой муфтой.
— Что-что? — Сэйбл невольно повернулась и прошептала:
— Боже мой, Боже мой…
Он был слишком высок и широк для лохани, поэтому вода, скрывавшая ее по плечи, ему едва доходила до пояса. Грудь, вся в мыльной пене, согнутые ноги и даже часть живота с дорожкой темных волос были открыты для ее обозрения. А потом Хантер приподнялся, потянувшись за кувшином, и она увидела…
Часть его тела, которую она мысленно называла не иначе как «та часть», показалась над водой. Она лежала в гнезде из волос, очень мирно, словно всегда была такой, но Сэйбл знала по опыту, что «та часть» способна удлиняться и твердеть, не давая мужчине возможности скрыть желание.
Хантер, сосредоточенно смывавший с волос мыло, вдруг заметил ее завороженный взгляд, проследил его и откровенно улыбнулся. Пусть даже «та часть» уже была скрыта водой, Сэйбл вспыхнула не только лицом, но даже шеей и плечами. Знакомое стеснение в паху заставило Хантера посмотреть вниз. Воды в лохани было не так уж много, и в возбужденном состоянии его член неминуемо показался бы над поверхностью. Пожалуй, не стоило испытывать судьбу. Однако, сползая в воду настолько, насколько это было возможно, он не удержался от того, чтобы поддразнить смущенную скромницу:
— Надеюсь, ты успела все как следует рассмотреть?
— Вы… вы просто… о-о!
Этот человек совершенно лишен чувства стыда! Взгляд Сэйбл, однако, буквально приклеился к мыльной воде в лохани, и его никак не удавалось оторвать.
— Послушай, женщина, если бы я знал, что ты будешь так есть меня глазами, то не стал бы заказывать еду!
Выпустив эту стрелу, Хантер вернулся к своим волосам. Когда поток почти остывшей воды из кувшина пролился на его голову, Сэйбл замахала руками:
— Шрам! Его нельзя мочить!
— Ничего не поделаешь, придется. Кстати, подай мне бритву и прочее.
Она несколько раз перевела взгляд с Хантера на седельные мешки и обратно, словно оценивала опасность, которая могла таиться в этой простой просьбе. Потеряв терпение, Хантер начал приподниматься в лохани (надо сказать, с готовностью).
— Ради Бога, не надо! — возопила Сэйбл. — Я уже несу, несу!
С него вполне сталось бы пройти по комнате голым! В мгновение ока нашарив в мешке бритвенные принадлежности, она бросилась с ними к лохани, забыв про одеяло. Без него она выглядела весьма соблазнительно: много раз стиранная рубашка просвечивала на фоне камина, края ее едва достигали середины очень белых, округлых бедер. Нечего и говорить, что Хантер воспользовался возможностью рассмотреть все, что можно.
— И кто же здесь поедает кого глазами? — ядовито осведомилась Сэйбл, бросая бритвенные принадлежности на пол у лохани.
Отскочив так поспешно, словно к ней тянулись жадные руки, она снова обмотала ноги одеялом, не сознавая, что это заставило рубашку сильнее натянуться на груди. Проклятие, думал Хантер, наслаждаясь этим зрелищем, как бы эта женщина ни куталась, она выглядит все более нагой! Поношенный хлопок так и льнул к коже, сквозь него заметно просвечивали более темные полукружия, в центре каждого из которых возвышалась небольшая вершинка.
Заметив, что он так и не отвел взгляда, Сэйбл отошла как можно дальше. Облизнув внезапно пересохшие губы, Хантер не дал воображению разыграться и занялся такой знакомой и обыденной вещью, как раскладывание бритвенных принадлежностей на стуле.
Между тем Сэйбл сидела перед мирно потрескивающим камином, изнемогая от жары. Отойти — означало приблизиться к Хантеру, поэтому она оставалась на месте, досадуя на испарину, все сильнее выступающую на лбу и шее.
Когда он смотрел на нее, это оставляло на теле ощущение прикосновения, особенно сильное почему-то там, куда взгляд проникнуть не мог. Она чувствовала все свое тело, каждый дюйм кожи, каждый волосок. Особенно сильным это ощущение было в самых потаенных местах: на груди, между ног… Бесполезно было изо всех сил сжимать бедра — оно не исчезало. А ведь Хантер на этот раз даже не дотронулся до нее! И очень жаль, потому что в этот момент, как никогда прежде, она жаждала его прикосновений. Это все было в высшей степени неприличным, но также восхитительным, чудесным.
Странно, но Сэйбл далеко не так ужасалась себе, как раньше… Или это было совсем не странно? Она убеждала себя, что не должна продолжать в том же духе, потому что это принесет только… Что?
«Наслаждение, — сказал чей-то вкрадчивый голос. — Неописуемое наслаждение!»
Сэйбл бросила встревоженный взгляд через плечо, уверенная, что слышала голос Хантера. Однако тот в это время бился над тем, чтобы одной рукой удерживать зеркальце, а второй брить щеку в опасной близости от шрама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166