Наверное, такие богобоязненные старушки есть в каждой церкви.
Я немного постоял на пороге, потом не слишком решительно прошел внутрь. Кроме меня и старушки других живых существ не наблюдалось.
Я прислушался к своим внутренним ощущениям. Никакого дискомфорта не испытывалось, руки не дрожали, и непонятный страх не поднимался из самых темных глубин подсознания. Это уже хорошо.
Минут через пять прислушиваться к своим внутренним ощущениям мне надоело. Я походил по залу, рассматривая картинки, полюбовался горящими свечами. Если бы я имел какое-то отношение к Сатане, это бы уже проявилось, правильно?
– Хватит ходить-то, – раздался прямо над ухом чей-то голос.
Я вздрогнул и узрел старушку, которая уже не молилась, а смотрела прямо на меня. Я и не слышал, как она подошла, хотя стояла она почти вплотную. В спецназе она, что ли, тренировалась?
– Ходют и ходют. А чего ходют? Чего хочут? Ты чего ходишь-то?
– Так, – сказал я. – Просто.
– Вот и иди отсюда, – сказала она. – Просто.
Простите, – сказал я. – Но я здесь по делу как бы. Вы не знаете, где мне священника найти?
– Батюшку-то?
– Угу, – сказал я. – Батюшку.
– А что у тебя за дело?
– Э, – сказал я, – это личное дело. Между мной и батюшкой.
– Не хочешь говорить, не надо, – обиделась старушка. – Вон в ту дверь за алтарем стукни, там отец Алексий должон быть.
– Спасибо, – сказал я.
– Не за что. А то ходют тут, а чего хочут, чего ходют, непонятно…
Она снова заладила свою песню, на чем я ее и оставил. Прошел мимо алтаря, стукнул в указанную дверь, прочности которой могла бы позавидовать иная московская квартиpa, и получил глухой ответ, дескать, батюшка сейчас выйдет, обождите, грешная душа.
Удовлетворившись этим, я отошел и стал ждать. Хотелось курить, но не думаю, что это здесь было дозволено.
Минуты через три в церковь вошла девушка. Девушка была симпатичной, и в другое время и в другом месте я уделил бы ей гораздо больше внимания, а так остался просто сторонним наблюдателем.
Девушка подошла к иконе какого-то святого или чьей-то матери, вынула из своей сумочки свечу, зажгла ее и поставила перед иконой. До того как она это сделала, девушка была не слишком похожа на верующую. По крайней мере, как я это представлял.
На ней были кожаные штаны, короткая блузка с блестками, больше подходящая для ночного клуба, чем для церкви, роскошная грива каштановых волос покоилась на плечах. Лицо было довольно приятным, насколько мне позволял разглядеть полумрак церкви. Она выглядела представительницей того слоя молодежи, который представлял и я сам, а людей из нашего слоя загнать в церковь могли только чрезвычайные обстоятельства. Как меня, например.
Отворилась дверь за алтарем, и я увидел отца Алексия. Вопреки моим ожиданиям он был вовсе не стар, чуть постарше меня, быть может, и только окладистая борода прибавляла ему солидности. На нем была ряса, из-под которой торчали носки черных кожаных кроссовок.
– Кто тут искал аудиенции со мной? – вопросил он хорошо поставленным голосом профессионального проповедника, словно в церкви было не три человека, а целая толпа.
– Я, – сказал я.
– Машину, что ли, освятить хочешь, сын мой?
– Это зачем? – не понял я.
– Многие хотят, – сказал он.
– И что, освящаете?
– Освящаем с Божьей помощью, – сказал он. – За деньги.
– И сколько стоит? – пересилило мое любопытство.
– Это смотря какая машина, сын мой, – сказал он. –За наши дешевле берем, за нечестивый металл дороже.
– Логично, – сказал я. – И что, помогает?
– Не знаю. – Он пожал плечами, как мирянин. – Кто говорит, что от угона уберегает, кто говорит, что ломается реже.
– А свою машину вы освятили? – спросил я.
– У меня велосипед.
– Тоже хорошо, – сказал я. – Но я не по этому поводу.
– А по какому? – спросил он.
– Я посоветоваться хотел.
– Пойдем в исповедальню, сын мой, – сказал он.
Вообще такое обращение со стороны почти ровесника было нелепым, но говорить священнику об этом я счел нетактичным. Пришел в церковь – блюди ритуалы.
– Вы не поняли, – сказал я. – Я не исповедоваться пришел. Мне совет нужен.
– Исповедь никогда не помешает, сын мой, – сказал он. – Исповедуешься, глядишь, и легче на душе станет, может, тебе и совет мой без надобности будет.
– Вы думаете?
– Я знаю, сын мой, – мягко сказал он.
– А можно без исповедальни? – спросил я. – Так сказать, в приватной беседе?
– Здесь все беседы приватны, – сказал он. – Ты, я и Бог. Без исповедальни так без исповедальни. Главное не то, где ты исповедуешься, главное – твоя искренность.
– Вот и я о том же.
– Следуй за мной.
Мы прошли в ту дверь, из которой он вышел. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояли два стула и стол. На столе лежала какая-то древняя книга явно религиозного содержания. Отец Алексий сел на один стул, я опустил свое бренное тело на другой.
– Ты вообще крещеный? – спросил он.
– Нет, – сказал я. – А это обязательно для того, чтобы посоветоваться?
– Не обязательно, – сказал он. – Просто для информации спрашивал. Итак, начнем. Грешен ли ты, сын мой?
– Наверное.
– Должно отвечать: «Грешен, батюшка».
– Понял, – сказал я.
– Так грешен ли ты, сын мой?
– Грешен, батюшка.
– Теперь подробно о грехах своих рассказывай.
– Обо всех? – спросил я.
– Только о тех, которые самыми главными считаешь.
– А вы никому не расскажете?
– Тайна исповеди священна, сын мой.
– О, – сказал я, – это хорошо.
– Рассказывай, – поторопил он. – Мне еще вечерню служить.
– Извините, – сказал я. – Просто не знаю, с чего начать.
– Я тебе помогу, – сказал он. – Начнем с худших грехов. Лишал ли ты когда-нибудь жизни Божьих тварей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174