– Ага, – сказал Серега. – И что вы хотите мне предложить? Деньги?
– Нет, – сказал Скагс. – Деньги мы предлагаем простым обывателям. Для творческих личностей у нас есть более интересное предложение.
– Какое же?
– Давайте сначала кое с чем разберемся, – сказал Скагс. – Вы – писатель?
– Вроде того.
– Не слишком популярный, увы.
– К несчастью, вы правы.
– А вы знаете, в чем причина вашей непопулярности?
– Нет, а вы?
– Я знаю, – сказал Скагс. – Я многое о вас знаю, рядовой Череп.
– Но… – сказал Серега. – А, ладно.
– Вы служили в Чечне, – сказал Скагс. – Вы были представлены к награде. Вы получили звание Героя России, но вы не пришли в военкомат, чтобы получить заслуженное. Почему?
– Потому что…
Потому что нас кинули на вражеской территории без поддержки, хотелось крикнуть Сереге. Потому что в конце нас осталось только четверо, и мы прошли через настоящий ад, чтобы остаться в живых. Потому что «вертушка» не прилетела. Потому что нас предали. Потому что тех, кто погиб, к званиям и наградам никто не представлял, а нас представили только для того, чтобы замять скандал, который мы могли поднять. Потому что контрактники до сих пор не получили свои «боевые». Потому что мы могли выиграть эту войну за пару недель, а начальство растянуло ее на годы.
– Это не важно.
– А почему вы не написали об этой войне книгу?
– О ней и так написано слишком много книг. Они все лгут.
– Но вы могли бы написать правдивую книгу, – сказал Скагс. – Вы, как никто другой, имеете на это право. Ведь вы там были.
– Я не хочу.
– Почему?
– Потому что… – Странно, Серега никогда не задумывался, почему он не хочет писать эту книгу, хотя подобные предложения, исходившие и от Кати, и от боевых друзей, отвергал неоднократно. – Наверное, потому, что я боюсь. Боюсь не найти нужных слов. Боюсь, что ее напечатают, но никто не будет ее читать. А если и прочитает, то все равно не поймет то, что я хотел сказать. Не поймет, что это была за война.
– Если вы примете мое предложение, то вы найдете нужные слова, – сказал Скагс. – И не только для этой книги. Вы напишете много книг, и все они будут хорошими книгами.
– За это я попаду в ад?
– Вы в любом случае туда попадете, – сказал Скагс.
Спокойно, но уверенно, как отметил Серега. Без тени сомнения, словно точно зная, что так оно и будет.
– Почему?
– А вы считаете себя праведником?
– Нет, но ведь никогда не поздно исправиться. Исповеди, истинная вера и все такое…
– Вам это не поможет, – сказал Скагс.
– Почему?
– Спросите об этом у Данте, у Пушкина, у Оноре де Бальзака, у Форсайта, у Байрона, у Оскара Уайльда, у Высоцкого, у Лермонтова, у Шекспира, у Толкина, у кого угодно из тех, кто считался хорошим писателем или поэтом. Я спрашивал.
Они что, все у вас?! – ужаснулся Серега.
– Да.
– Все писатели?
– Не все, – поправил Скагс, забрасывая наживку, на которую Серега просто не мог не клюнуть. – Только те, кто хоть чего-то стоил при жизни.
– Но почему?
– А вы сами подумайте, – сказал Скагс. – Вам конечно же известна такая фраза «Писатели – инженеры человеческих душ»?
– Конечно, известна.
– А Сами Знаете Кто не любит, когда кто-то вносит изменения в его творения.
– Сами Знаете Кто? Вы имеете в виду Творца?
Скагс поморщился.
– Да, – сказал он. – Но мы, демоны, не произносим его имени вслух. Такова сложившаяся за тысячелетия традиция.
– Извините, – сказал Серега.
– Ничего страшного, – сказал Скагс. – Это не смертельно, только неприятно и режет слух. Писатель, я имею в виду хороший писатель, пишет великие книги. Читая эти книги, люди меняются, меняются не внешне конечно же, но внутренне. Каждая книга оставляет в душе человеческой свой след. И сколь бы хорошей и светлой она ни была, сколь бы ни вещала она о победе Добра, она все равно меняет душу, понимаете? Не важно, в какую сторону. А Сами Знаете Кто не может терпеть перемен, которые он сам не планировал.
– Но это же… ревность.
– Не знаю, – сказал Скагс. – Ревность или что-то еще. Писатели либо совершенствуют души, либо развращают их окончательно. Сами Знаете Кто не любит ни того, ни другого. Вы, писатели, вмешиваетесь в процесс, предназначенный исключительно для Сами Знаете Кого, тем самым берете на себя его функции.
– О, – сказал Серега.
– Стряхните пепел, – сказал Скагс, и только сейчас Серега заметил, что сигарета дотлела до самого фильтра. – И поймите, для вас это даже не сделка. Это просто подарок, потому что вы ничего не теряете.
– Допустим, – сказал Серега. – Как это будет выглядеть, если я соглашусь?
– Вас интересуют технические подробности?
– Можно и так сказать. Я буду находить написанные огненными письменами рукописи у себя под подушкой?
– Нет, – сказал Скагс. – Это было бы слишком просто и слишком неинтересно ни для нас, ни для вас, ведь таким образом мы убили бы сам творческий процесс. Мысли, сюжеты, герои – все это будет ваше. Мы можем гарантировать только вдохновение.
– Как вдохновение можно гарантировать?
– Очень даже просто, – сказал Скагс. – Мы пришлем к вам муза.
– Вы хотите сказать, музу?
– Нет, – сказал Скагс. – Муза – это для поэзии. Для прозы – муз.
– Не вижу разницы.
– Муза – это, простите за метафизическую подробность, самка. Она отвечает за поэзию. За прозу отвечает самец.
– И как выглядит этот муз?
– Обычно выглядит, – сказал Скагс. – Небольшого роста, толстый, носит шляпу и курит сигары. Главное не то, как он выглядит, а то, как он работает. Он будет являться к вам, как только вы сядете за клавиатуру, и вы будете находить нужные слова, подбирать необходимый тон, точно вырисовывать стиль… Музы женского рода на такое не способны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174