..
Конечно, ничего этого он не сказал. Зачем? Все бессмысленно.
— Знаешь, а и вправду, езжай на свою экскурсию, — предложил он, кладя руки Нате на плечи. — Ну что ты будешь мучаться здесь?
— Без тебя? — спросила она.
Он виновато кивнул.
— Без тебя мне не хочется.
— Ну не могу, пойми! — взмолился Данислав, заглядывая в большие, ясные и — сейчас — грустные глаза. — Мне надо переговорить с некоторыми людьми, что-то обсудить... А ты съезди, отдохни. Поглядишь на всяких дикарей. Там безопасно, такие караваны не через геовэб программистами управляются, а живыми водителями, и охрана там всегда хорошая. До утра вернетесь. Где этот твой билет, дай сюда...
У Наты была сумочка, неизменный женский генитальный символ, крошечная, с ладонь, висящая на почти невидимом прозрачном шнурочке. Она раскрыла ее и достала прямоугольный листок пластика.
— Так... — протянул Данислав, читая медленно ползущий текст сначала на одной стороне, потом на другой. — Смотри, отправляется меньше чем через час. Маршрут стандартный для таких круизов... Место отправления... Ну, это возле той станции, на которой мы со струнника сошли. Клики у тебя остались?
Ната кивнула: у нее была карточка и счет в банке, открытый Даниславом.
— Ну так, сейчас выйдешь, возьмешь любой челомобиль и скажешь адрес: Струнная-1. Там сядешь на этот караван. Вся экскурсия займет часов шесть. Тонк у тебя есть, в случае чего позвонишь. Как вернетесь, опять такси возьмешь и доедешь до гостиницы ‘Парадигма’. Я скорее всего еще спать буду, код замка помнишь? Вот и хорошо...
Они смущенно посмотрели друг на друга. Это было первый раз за все время знакомства, когда они собирались провести столько времени порознь. И хорошо, решил Дан. Пусть привыкает потихоньку, потом легче будет...
Он поцеловал Нату в щеку, ободряюще улыбнулся.
— Все нормально?
— Да, — сказала она.
Данислав видел, очень ясно видел все одолевающие ее чувства — детская радость, что она все-таки поедет туда, куда хочет поехать, и огорчение, что они не едут вместе, и недавно зародившееся опасение: что-то меняется... Мужчины не такие, а женщины способны сразу представить все последующие отношения, решить, как оно будет дальше — короткий ли это роман или на всю жизнь, замужество, дети... Ната была уверена, что это навсегда — ‘до самой смерти, и чтоб умереть в объятиях друг друга’, — а теперь вот впервые, может, не прямо сейчас, но совсем недавно, возможно, когда они летели на острове, — впервые почувствовала, что созданная в мечтах картина неверна...
— Я тогда пойду, — сказала она.
— Но ты точно не потеряешься?
— Нет, Даник... Ну что я, по-твоему, совсем уж дурочка?
Он энергично потряс головой.
— Я так не думаю! Просто ты не привыкла еще пока...
Она ушла, а Данислав из-за ограждения смотрел, как ее прическа движется среди множества других и исчезает в дверях холла, — смотрел, охваченный иррациональным тревожным чувством, что никогда больше Нату не увидит; чувством, порожденным, конечно, правым полушарием его асимметрично работающего мозга.
Лифт напоминал обрезок стеклянной трубы, рассеченный вдоль вертикальной оси и прилипший плоской частью к направляющим штангам. Множество кабин, пущенных в этот вечер с небольшой скоростью, чтобы гости могли разглядывать то, что проползало за прозрачными покатыми колпаками, поднимались и опускались по центральному стрежню.
Данислав все еще не понимал — что такого особенного в этой общаге? Дом как дом, разве что большой... Когда холл остался внизу, он увидел другие кабины, поднимающиеся и опускающиеся вдоль стен колодца, сквозь который протянулись линии коммуникаций, узкие лесенки и длинные, растянутые на пружинных распорках, сетки. Иногда по ним пробегало что-то призрачное, плохо различимое в тусклом свете.
Оказалось, что вечеринка по случаю открытия делится даже не на два уровня — нижний, дискотечно-молодежный, и верхний, солидно-буржуазный, — а на три. Лифт остановился примерно на середине высоты здания, и большинство пассажиров вышло. Весь этаж был занят залом, формой напоминающим хоккейную шайбу, где веселилась публика покруче, чем студенты, но пожиже, чем руководители крупных фирм. Дан кивнул сам себе: ну да, то-то он удивлялся, что слишком много солидно прикинутых господ поднимается в лифтах. Не может быть, чтобы вечеринка для VIPов состояла из полутора сотен человек.
Теперь в кабине, кроме него, остались лишь две юные дамочки в похожих платьях-сеточках и высокий мужчина, облаченный в бледно-синий, поскрипывающий при каждом движении костюмчик из креп-фольги в обтяжку. Правый зрачок мужчины казался немного светлее левого — словно два кружочка покрашенной дешевым красителем ткани, один из которых долго лежал на солнце. Стикерсмэн, вот что это значит. Средняя стадия вырождение сетчатки из-за регулярного употребление ‘лепестков’. Пассажиры о чем-то тихо разговаривали, не обращая внимания на Данислава, дамы при этом были убийственно серьезны, их спутник иногда тонко хихикал.
А кабина ползла и ползла, и только теперь Дан начал по-настоящему осознавать истинные размеры здания. Он, наконец, разобрался со структурой. Все просто: каждый этаж — вроде горизонтального колеса с широким отверстием в центре и радиальными коридорами. Кабины ездили по шахте, пронизывающей этажи; комнаты студентов, всякие столовки, кафешки, библиотечные архивы и прочее шли кольцами ближе к внешней стене, а ближе к центру располагались служебные помещения.
Одна из девиц, вскрикнув, словно раненая птица, закатила спутнику звонкую оплеуху. Голова того откинулась, он ухватился за щеку — Дан решил, что сейчас они подерутся, и на всякий случай отступил к стене — но стикерсмэн вдруг пронзительно захохотал, а вторая дама вцепилась в его локоть и тоже стала смеяться, но голосом низким, грудным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83