На коже, белой, как свиное сало, розовели пятна ожогов.
Между конусами свободного пространства почти не оставалось, отряд двигался сквозь зной. Далеко слева раздалось тихое шипение; там пролился поток сухого дождя, раскаленной окалины, — будто затрепетало полотнище блестящего красного шелка.
Магадан, искоса наблюдавший за солдатами, подкатил к Одоме и прошептал:
— Теперь двое их и третий не появляется. Не пойму я ни черта...
Шунды не слушал — размахивая руками, он бежал впереди всех.
На краю степи торчала покосившаяся металлическая ограда с широкими проломами. Когда отряд миновал ее, сразу стало прохладнее и темнее. Гудение прожекторов смолкло, его сменили плеск и рокот — где-то рядом бежал мощный поток.
— Обрыв, — сказал Магадан. — Куда дальше?
— В-вправо.
По узкой полосе между оградой и отвесным склоном они пошли в сторону, откуда доносился мерный гул текущего раствора.
— Эй, проф, — позвал Магадан. — Слышь... — он поглядел на спину Шунды, идущего во главе отряда, и понизил голос. — Они ведь все уже должны были помереть давно. Вот те, к примеру, которые в песке... На такой жаре, и воды у них там нет — как же они живы?
— Здесь нет те-е... течения времени, — возразил старик.
— Как это?
— В-всегда все одно и то-о... тоже.
— Нет, ты погоди! А этот, которого в лесу кабаны задавили? Он же кончился у нас на глазах, правильно? И что дальше с ним? Он, получается, умер и сразу возник опять посреди леса, и опять за ним кабаны гонятся? Так, что ли?
— Н-не знаю я, — сказал Раппопорт. — То есть н-не могу объяснить... Это по-о... понимать надо, или не понимать, а н-не словами описывать.
Магадан плюнул и подкатил ближе к Одоме.
— Слышь, командир, чего старик плетет? Так, может, все наши солдаты, которых тут грохнули, на самом деле живы... Только один опять с нами возник, а другие — где-то там... — колесничий сделал широкий жест. — Появился опять, во рву где-то или в болоте, и не понимает, что с ним стало... Во дела!
Одома шел целеустремленно, размахивая кастетом и болевой жердью. В нем будто сорвался какой-то анкер, и теперь пружина сознания вибрировала, беспрерывно сжимаясь и разжимаясь, накрывая его горячечными волнами энтузиазма: апатия превратилась в обычную для Шунды жажду деятельности, но более агрессивную и безумную, чем всегда.
— Идем... — бормотал Шунды, не обращая внимания на Магадана. — Недолго осталось!
Впереди появились невысокие берега — поток, шум которого они слышали, тянулся перпендикулярно обрыву.
— Он про-о... просит умертвить его, — подал голос Раппопорт, и колесничий с Одомой оглянулись.
— Чего?
— Гэндзи, — старик ткнул пальцем в терминал. — Говорит, до-о... достаточно помог нам и больше не может в-выдерживать все это.
— Фигня! — рявкнул Шунды. — Мы как договорились? Он помогает нам добраться до ИскИнов, потом мы его освобождаем.
— Убиваем, — поправил Раппопорт. — Он хо-о... хочет умереть, но саморазрушиться не может.
— Хрен с ним, убиваем. Так мы что, внизу уже? Нет. Вот как попадем туда — так и...
— Но он му-у... мучается. Не может переносить в-всего этого.
Тут Одома сорвался — сжав кулаки, завопил, прыгая вокруг Раппопорта и брызгая слюной:
— Переносить! А я переношу? Он не может, да?! А мне как? Это... они все... это мои брат с сестрой, их теперь много, что они с ними делают?!! Я на все это смотрю, блядь, застрелиться хочу! Но смотрю! А он не переносит! Сука, еще раз скажешь такое — вниз спихну! Я тебе хуй на пятаки порежу! Лепестков тебе! Не получишь! В пизду вас всех! — Шунды выхватил из кармана пакетик со стикерсами, размахнувшись, швырнул в сторону обрыва.
Вскрикнув, проф помчался следом. Впрочем, легкий пакетик до обрыва не долетел — упал на самом краю. Когда Магадан добрался до него, старик уже стоял на коленях и трясущимися пальцами рвал обертку. Колесничий схватил его за шиворот и за локоть, но проф сжался, спрятал пакетик между коленями и грудью, вырвал руку. Магадан ударил его по спине, по затылку... Сзади донесся голос Одомы: «Да хер с ним, брось. Пусть подавится».
Старик выпрямился и повернул лицо к Магадану — на правом глазу темнел лепесток.
— Остальное верни, — сказал колесничий. — Верни, или я сейчас жердью тебя по хребту...
Лицо Раппопорта уже разгладилось. Он бросил надорванную пачку лепестков, встал и пошел дальше вдоль склона.
Колесничий подобрал стикерсы, отдал их Шунде.
— А если отъедет на фиг? — спросил он.
— С одного лепестка не отъедет. Он же закаленный, знаешь, сколько их уже клеил? Идем дальше.
Поток раствора казался широкой бордовой лентой, лежащей на столе. Она свешивалась с края под прямым углом — текущий между ровными невысокими берегами, дальше поток превращался в водопад, нижняя часть которого терялась во мгле центрального колодца.
Проф, напоминавший теперь престарелого Будду, что-то вяло набирал на терминале, и Шунды представил себе, как спрятанный под черной крышкой винчестер Гэндзи ноет, моля отформатировать его, как старик все посылает и посылает запросы, пытаясь вытянуть из впавшего в тоску ИскИна новые данные о внутреннем устройстве сферы...
— Не-ет, не идет... — протянул старик почти ласково и похлопал по торцу терминала, словно младенца по попке. — Все, п-приехали...
— Что случилось? — спросил Магадан.
Они стояли у края, глядя на ровный поток раствора, отвесно текущий вниз, погружавшийся в туман, будто измазанное кровью лезвие в копну грязной ваты. От потока шел жар — здесь жидкость превращалась почти в кипяток.
— В-вроде как сломался.
— Как сломался?
— Ко-о.. коллапс у Гэндзи. Психический ступор. Завис...
— Так что же делать?
Старик помолчал, пялясь на поток разноцветными глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83