– Вместо объяснений я лучше покажу тебе, – пробормотал он, зарывшись в ее волосы, и снял с нее халат. – Холодно, любовь моя? – спросил Ноубл, почувствовав, что Джиллиан задрожала под тонкой ночной сорочкой, и начал легонько покусывать ее шею и ключицу, а потом взял в рот мочку уха.
– Боже праведный! – застонала Джиллиан и обеими руками изо всех сил вцепилась ему в волосы, не соображая, что он делает: тетя Онория определенно не упоминала о том, что он будет пробовать ее на вкус. Но она ни в коем случае не желала, чтобы эти чудесные ощущения исчезли.
Разумеется, Ноубл поступал неправильно, ему, безусловно, не следовало разжигать огонь желания, лизавший ее тело. О Боже, да это он сам ее лижет. Ночная сорочка, которую граф спустил с ее плеч, скользнув по бедрам, упала на пол. Джиллиан не успела выказать смущения по поводу своей наготы, как Ноубл поднял ее на руки и понес к кровати, но вдруг остановился, повернулся и отправился в свою спальню, где с величайшей осторожностью уложил на постель. Приподнявшись на локте, она внимательно смотрела, как он раздевается.
– Отлично! Это отвечает сразу на множество вопросов, – пробормотала она, глядя на его возбужденную плоть, а затем, к величайшему изумлению Ноубла, в полном восхищении и даже благоговейно потянулась и коснулась ее. – Да, конечно, это объясняет многое. Я сделала тебе больно? – спросила она, обеспокоенная болезненным стоном, последовавшим за ее прикосновением.
Нежно, невероятно нежно и с любопытством Ноубл взглянул на руки жены, знакомившиеся с его телом, и заскрипел зубами, стараясь не осрамиться в первые же десять минут своей брачной ночи, а затем легким толчком опрокинул ее на спину и, тяжело дыша, лег рядом.
– Ты весь мокрый. Тебе жарко? Хочешь, я открою окно? Принести тебе прохладительного?
Придвинувшись ближе, Джиллиан положила руку ему на грудь, и ее пальцы стали медленно описывать круги вокруг его плоского коричневого соска. Ноубл крепко прижал ее руку к своему телу и, стиснув зубы, постарался отвлечься от желания сразу же погрузиться глубоко в ее лоно. «Нет, я не переживу эту ночь, – мелькнуло у него в голове. – Если я не опозорюсь раньше, она убьет меня своими наивными эротическими ласками».
– Ничего не нужно. Просто лежи и не двигайся. И если у тебя в душе есть хоть капля милосердия, перестань меня трогать!
– Прости. – Джиллиан отдернула руку. – Я думала, это разрешается.
В недоумении лежа рядом с мужем, Джиллиан задалась вопросом, почему он так прерывисто дышит. «Нельзя долгое время так тяжело дышать, это не пойдет ему на пользу, возможно, если погладить его, как я глажу уставших собак, он успокоится и его дыхание придет в норму», – решила Джиллиан и нежно погладила грудь графа и его живот.
– О Господи!
Возглас прозвучал не как молитва, а как предсмертный стон. Подумав, что у ее мужа, наверное, болит голова, она приподнялась и наклонилась над ним, так что ее губы оказались на волосок от его рта.
– Тебе плохо, Ноубл?
Тихо застонав, он обхватил рукой ее затылок, чтобы завладеть ее губами.
– У тебя заболела голова? – Слова застряли у нее в горле, и теперь она сама отрывисто хватала воздух, но ей это давалось с трудом, потому что у нее во рту блуждал язык Ноубла, как пытливый исследователь некой влажной пещеры. Не в силах сдержать эмоции и желания, переполнявшие ее, Джиллиан прижалась к мужу, исторгнув из глубины его груди еще один стон, а потом внезапно оказалась лежащей на спине, прижатая Ноублом.
– Я хотел все сделать как положено, клянусь, – прохрипел он, – но ты слишком горяча. А я всего лишь мужчина, черт побери! И ты не можешь винить меня за то, что я мужчина!
Джиллиан показалось, что графу требуется, так сказать, поддержка, и ласково погладила его по плечам и спине.
– Я вовсе не виню тебя. Ты замечательный, Ноубл. Какой ты мускулистый и сильный. Твое тело совсем не похоже на мое.
Лорд Уэссекс смотрел на нее мгновение, показавшееся ему длиною в жизнь, а затем очень осторожно, стараясь не причинить боли, вошел в нее.
– Что ж, пожалуй, это ответило почти на все мои вопросы, – задыхаясь, заметила Джиллиан хриплым и более высоким, чем обычно, голосом, когда резкая острая боль быстро растворилась в нахлынувших волной других, гораздо более приятных ощущениях.
Но ее муж ничего не сказал, в эту минуту он был не в состоянии произнести ни слова. Сейчас для него важнее всего было сделать Джиллиан своей, соединиться, слиться с ней, чтобы они превратились в единое целое. Вскоре ему это удалось. Ноубл и Джиллиан перестали существовать; они превратились в неразделимую пару – единое тело, единое дыхание, единое сердцебиение.
Прошла целая вечность, прежде чем Джиллиан, удовлетворенно вздохнув, обвила руками своего мужа, ее жизнь, ее лорда Любовь. Теперь на веки веков он будет ее, и только ее. Она поглаживала влажную мускулистую мужскую спину и возносила благодарственные молитвы небесам. Но внезапно ее рука замерла.
– Ноубл! – Она легонько толкнула его, но он не шевелился. «О Боже, я убила его!» – испугалась Джиллиан. – Ноубл! – Ее голос сорвался почти на крик, но Ноубл ожил и с жадностью втянул в себя воздух, как всплывший на поверхность утопающий. Джиллиан усомнилась, остался ли еще в комнате кислород. – Я думала, что убила тебя! – воскликнула она с облегчением и заботливо приложила руку к его сердцу – оно бешено стучало.
– Чуть было не убила, – ответил он серьезно, а затем усмехнулся и, обняв ее, перекатился вместе с ней на бок.
– Это замечательно, что мы так хорошо подходим друг другу, правда? Я хочу сказать, при том, что ты такой большой и прочее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93