— А если шофера подменить.
— Это можно. Только наша автобаза должна по факсу передать в «Плутон» данные на нового шофера. А на въезде его особо тщательно обыщут. И глаз с него не спустят, пока обратно не уедет. Они вообще ни с кого глаз не спускают. Короче, если заместо шофера киллер приедет, то максимум кого он может грохнуть — это одного охранника, и то вряд ли.
Если бы кто-то из охраны Платонова слышал этот разговор, он непременно решил бы, что двое в кабине грузовика ГАЗ-53 на полном серьезе разрабатывают план убийства «большого шишки», засевшего в бывшей «Бригантине». Иван Петрович настолько вошел в роль, что стал разговаривать так, будто Серафим и есть киллер:
— Нет, старик, об этом забудь. Ты и двух шагов не сделаешь, как тебя прикончат.
Когда Серафим позже пересказывал все это Введенскому, тот хохотал, будто ему рассказали уморительный анекдот. Хотя на самом деле веселого было мало.
С одной стороны, конечно, хорошо, что отпала необходимость личной встречи Введенского с Иваном Петровичем. Первоначальный план предполагал, что Серафим произведет общую проверку, а потом Введенский решит, как лучше выманить у товарища Сидорова нужную информацию.
Товарищ Сидоров выложил всю информацию сразу, в дружеской беседе с юным попутчиком, и теперь Введенский мог не напрягаться по этому поводу.
А что толку?
Единственное слабое место в охране базы «Плутона» — это допуск на территорию посторонних шоферов. Но у них нет ни малейшего шанса отклониться от строго заданного маршрута — до склада и обратно.
Им даже запрещено выходить из кабин — если не считать обыска на посту у ворот.
И водилы не протестуют, потому что охранники доверительно объясняют им: на босса охотится мафия, уже были покушения, и никто не хочет, чтобы киллер пробрался в его резиденцию в одной из прибывающих машин.
Будни и праздники Нечерноземья
А теперь представьте себе маленький городок среди лесов Российского Нечерноземья. Промышленность в этом городке представлена хлебозаводом и деревообрабатывающим комбинатом, и если первый еще кое-как сводит концы с концами засчет повышенного спроса на хлеб, налоговых льгот и бюджетных субсидий, то второй уже несколько лет находится при смерти по причине высокой конкуренции на рынке и бездарного руководства.
И тут вдруг в кабинете директора — единственного на комбинате человека, который регулярно получает зарплату — появляется некто по имени Жан-Пьер Леруа, натуральный француз, бизнесмен, промышляющий торговлей дикими животными. И требуется ему от деревообработчиков самая малость — три больших контейнера опилок и стружек. А от него взамен помимо денег еще и обещание в будущем закупать именно у этого комбината все деревянное.
И еще — срочный заказ. Тара для перевозки животных. Три на два на полтора метра. Верхняя крышка съемная, с дырками, задняя стенка — с дверцей. Внутренние поверхности полированные.
А чтобы на таможне взяли пошлину поменшье, желательно занизить стоимость груза. Господин Леруа потому и выбрал Россию, что здесь можно обо всем договориться на уровне личных контактов, не впутывая в это дело официальные власти. К тому же делать все надо быстро, а для этого требуется стимул. Не только рабочим по бутылке, но и директору кое-что.
В ходе переговоров с глазу на глаз под тосты о вечной российско-французской дружбе это «кое-что» выливается в сумму для француза незначительную, однако такую, что директор может отныне года три не беспокоиться о своей зарплате. И вся-то его забота — не ляпнуть лишнего, а то его же первого и посадят. А Жан-Пьер Леруа таким образом до предела минимизирует и без того не очень большие расходы на транспортировку своего тайного груза. И вдобавок получает партнера, который может оказаться весьма полезен в будущем.
Очень увлекательное это дело — переговоры с российскими руководителями нижнего звена с глазу на глаз.
Впрочем, «с глазу на глаз» — это сильно сказано. Дело в том, что директор комбината с детства испытывал природное отвращение к иностранным языкам. В школе и институте он изучал немецкий и до сих пор помнил из него четыре фразы: «Хенде хох», «Гитлер капут», «Гутен таг» и «Ауфвидерзеен». По-французски он знал еще меньше — «Бонжур, мадам» и «Оревуар, месье».
Француз имел примерно такие же познания в русском языке. Поэтому его сопровождала переводчица — очень красивая смуглая девушка с татуировкой на правом плече. Татуировка изображала вензель, состоящий из букв «JdM», которые обвивала черная зубчатая цепь.
Директору на это было наплевать, а его секретаршу татуировка заинтриговала, как элемент заморской экзотики. Она даже спросила, улучив момент:
— А это не больно — делать такую наколку?
— Больно, — ответила мадемуазель Сабрина, загадочно улыбаясь.
Еще переводчица взбудоражила весь городок тем, что появилась на местном пляже без верхней половины купальника. Местные девицы, напившись до умопомрачения, попробовали доказать, что они не хуже, за что коллективно схлопотали в морду от своих дружков. Милицейский патруль попытался было урезонить француженку и заставить ее одеться, но она потребовала предъявить закон, запрещающий загорать у реки с обнаженной грудью.
Такого закона стражи порядка не нашли, а поступить со смуглянкой, руководствуясь революционным правосознанием (как это нередко у нас бывает вплоть до сего дня) не рискнули — как-никак, все-таки иностранка и к тому же переводчица у важной персоны, пользующейся покровительством местных властей.
Через два дня переводчица, вдоволь накупавшись в озере, умчалась вместе с Жан-Пьером Леруа в Петербург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64